Вторая жена
Шрифт:
— Вы приобретаете для себя?
— Нет, в подарок.
— Коллекционеру?
— Нет, просто… нужен очень хороший подарок, — покосился на меня он, мельком улыбнувшись. Черты лица тоньше, чем у арабов. Либо метис, либо повезло родиться красивым. Но волосы чёрные, стильно подстрижены и уложены, как у героев турецких сериалов. Глаза карие, гладко выбрит, хотя чувствуется, что щетина у него должна быть густой.
— Мужчине или женщине?
— Это играет большую роль? — изогнулась одна его чёрная бровь.
—
— Подарок мужчине, но откровенное отметём, картина наверняка будет висеть на видном месте.
— Есть какие-то особые пожелания?
— Я ничего в этом не понимаю, мадмуазель Бланш, поэтому попросил помощь профессионала.
— Хорошо, мсье…
— Сафриви.
— Мсье Сафриви, — повторила я, пытаясь распознать национальность фамилии, но на ум ничего не пришло. — Давайте попробуем что-то подобрать.
Мы провели больше часа, разглядывая работы именитых современных мастеров, чья стоимость не опускалась ниже десяти тысяч долларов. Один ему не понравился мрачностью, а вот оригинальность другого пришлась по душе, но скорее яркость, чем абстрактный сюжет. Всё-таки что-то подобрать удалось, и я, рассказав и биографию художника, и перспективу роста цен его работ, и общую задумку, и особенности стилистики, направила покупателя оформлять покупку — этим уже заниматься должна была не я. Выйдя из зала, я стала спускаться на первый этаж, когда увидела одного из замечательных специалистов по живописи — доктора наук и профессора, преподававшего когда-то и мне, накидывающего на себя пиджак, чтобы уйти. Удивившись, я поздоровалась и вежливо по возможности заметила:
— А мне сказали, что все в отпуске…
— Да-да, — закивал он как будто бы растерянно, — я заглянул на пять минут по делам, Элен. Приятного дня!
Не понимающая, почему экспертный отзыв доверили мне, вырвав меня с работы, когда тут был более значимый специалист, я похлопала глазами, глядя в удаляющуюся спину профессора. Потом посмотрела на женщину, которая меня встречала, замечая и на её лице что-то скованно-сдерживаемое. Мы как-то несколько раз общались и поверхностно были знакомы.
— Зачем звали меня, если тут был он? — в силу своей непосредственности, не исчезающей несмотря на все кабинетные интриги и людскую нечистоплотность в научных кругах, полюбопытствовала я.
— Надо же ответственность на кого-то взвалить, — пожала она плечами.
— Какую ещё ответственность?
Жестом она подозвала меня поближе и, когда я подошла, наклонилась вперёд, чтобы говорить тише:
— Господа Сафриви — те ещё личности, им не угодишь — потом проблем не оберёшься, вот наш дорогой профессор и не захотел рисковать и связываться.
— А меня подставили? — дошло до меня. В ответ — пожатие плечами, говорящее «а
— Марокканские миллиардеры. Отец этого, — указала женщина на лестницу, по которой я спустилась, намекая на того, с кем я час общалась, как с вполне себе воспитанным и тактичным, — прославился своими выходками, когда ему что-то не нравится. То ему блюдо в ресторане не нравится, и приходится увольнять повара, то его водитель резко вёз, так говорят потом всю фирму по подбору шофёров прикрыли.
— М-да уж, — только и протянула я. То есть, если выбранный мною подарок не понравится какому-то там получателю, то на меня потом поступит жалоба с требованием уволить?! О нет, куда же я подамся? У меня работа мечты, и я не хочу терять её! Зная, что зря заранее нагнетаю, и всё вполне может обойтись, я не могла всё же перестать думать, что вот-вот сверху низойдёт повеление «гнать в шею мадмуазель Бланш по причине некомпетентности». И что дальше? Опуститься до музейного смотрителя? Довольствоваться только преподаванием? Но я хочу заниматься искусствоведением, иметь доступ к картинам, посещать галереи!
Вся в растрёпанных чувствах и страхах я вышла на улицу, и чуть не угодила под выезжавшую из-за угла машину. Она резко дала по газам, а я, отшатнувшись назад, прищурилась от слепящего летнего солнца. Водительское окно опустилось, и я увидела того, из-за кого здесь оказалась.
— Вас подвезти? — спросил Сафриви-младший. Или сколько их? Или как его лучше обозначить?
— Спасибо, но мне близко, — махнула я в сторону Лувра.
— Но вы же сюда только из-за моего дела приехали? Разрешите вернуть на место.
Он лучезарно улыбался, а я думала, насколько фальшива эта любезность? Ведь если я облажаюсь и не угожу, то на меня спустят собак. И всё же, разъезжать постоянно на такси дороговато, идти пешком — жарко, а ехать не больше двух минут удобно и быстро, общество не затянется.
— Хорошо, спасибо, — согласилась я и, обойдя машину, села на переднее пассажирское. Пристегнулась.
— Вас к Лувру?
— Да, — помолчав несколько секунд, я не удержалась и решилась: — Если подарок не понравится тому, кому он предназначается, я смогу как-то узнать об этом?
— Вам в самом деле будет это интересно? — вновь приподнялась его бровь, а за ней и другая. Как кошачий хвост выдаёт настроение хозяйки, так и эта часть его лица была удивительно подвижной, играя эмоциями над серьёзными глазами.
— Очень, особенно если от этого будет зависеть моё будущее, — прямо признала я. Мне часто делали замечание, что я слишком откровенная и не умею при себе оставить мысли. «Не всё надо говорить!» — убеждали меня, но я по-другому не умела, даже если пыталась. Всё равно срывалась и выговаривала то, что меня беспокоило.