Вторая жизнь Дмитрия Панина
Шрифт:
– Возьмем в магазине и пойдем ко мне, - Дима встал со скамейки.
– Только если закус, а водка у меня с собой, - и Толя кивнул на портфель, который он поставил у ног.
По дороге к Диме зашли в супермаркет, купили колбасы, грудинки, маринованных помидорчиков, халвы на десерт, оба любили халву, и поднялись на верхний этаж Диминой пятиэтажки.
– Соседки нет, она редко бывает, старенькая стала, тяжко ей на пятый подниматься.
– Один живешь?
– Да, я давно в разводе.
– Сын у тебя, я помню, тетя Тоня говорила, - и Дима подумал,
Нарезали колбасу, хлеб, открыли банку маринованных помидор, Дима на всякий случай поставил варить картошку, достал и разогрел два небольших пирога.
– Покупные?
– спросил Толя, кивнув на пироги.
– Да, нет домашние.
– Сам, что ли печешь?
– Да нет, заботится обо мне одна хорошая женщина.
– Соседка?
– Нет, ещё и кроме соседки, подружка.
– Давно ты с ней?
– Года три.
– А что не женитесь?
– У нее сын, подросток, муж умер, она не хочет травмировать сына, привести ему другого отца, а так, дружок на стороне устраивает обе заинтересованные стороны.
Выпили, помянули Лиду, сидели, думали, каждый о своем. Дима молчал, не знал, что сказать, слова утешения не лезли из него, не выдавливались, не потому, что он не был огорчен и отнесся равнодушно к смерти одноклассницы, подружки и последние двадцать лет жены школьного друга, а просто не умел говорить эти казенные слова утешения, тем более, что сам был настолько потрясен, что нуждался в утешении.
Толя взял бутылку, чтобы налить по второй.
– Толя, мне пить нельзя, и я сильно отвык, сразу в голову ударило.
– Сейчас я тебя ещё не так ударю, - сказал Толя и налил себе полную, Диме чуть плеснул. Выпей ещё, а то я тебе сейчас такое расскажу, не знаю, как ты это и переживешь...
– Ты мне такую новость принес, хуже и не бывает, - Дима держал рюмку в руке, вопросительно смотрел на Анатолия.
– Давай, Димон, выпьем за детей наших, за наше продолжение в этом мире, за то, чтобы они нас любили и долго помнили, за наших с Лидой дочерей и твоего сына.
Дима кивнул, пригубил.
– Как сына зовут?
Дима видел, что Толя не решается сообщить, что хотел, ходит вокруг да около, но торопить не стал.
– Мишей.
– Михаил, значит. Михаил Дмитриевич. Видишься с ним?
– Одно время видел, но не общался, а сейчас уже лет восемь как совсем нет. Она не хочет нашего общения, и боюсь, что настроила против меня.
– Это может быть, что и настроила, а как ты видел, но не общался?
– К школе подходил, смотрел из-за ограды в толпе, тайком.
– Да...не ожидал я, что твоя жизнь так сложится, с собственным сыном видеться не будешь, а я думал: дети твои гордиться тобой будут.
– Да чем гордиться, в школе преподаю, скромный человек.
– Ну, не в обычной школе ты преподаешь, не тупиц учишь, которым до лампочки твоя математика. Пошел ты, значит, по стопам отца, он ведь был лучший учитель в городе,
– Может быть, не только из-за этого...
– Ну не спорь, крови она ему попортила.
– Я и не знал, что ты был в курсе...
– Да ты что, очнись, Димка, весь город был в курсе...
Снова замолчали.
Толя, наконец, собрался с духом:
– Может быть, мы с Лидухой не так, неправильно решили, но ты пойми, это по молодости, в молодости мы все категоричны, и не я это решал, а она, а я ей всегда в таких вопросах доверял, знаешь...
Вот оно, думал Дмитрий, то, чего не было у нас с Виолеттой, не было доверия.
– А потом, перед смертью, она передумала, - продолжал Анатолий.
– И очень просила меня сказать тебе правду.
Дима напрягся, теряясь в догадках, о чем речь.
– А, правда Дима, в том, что старшая наша дочка, Наташка, не моя дочь, не от меня она..
– Нет, - сказал Дима, не веря, но вдруг догадавшись, о чем Толя, - нет, этого не может быть, это же какой-то мексиканский сериал.
– Да что там сериал! В жизни бывает запутаннее любых сериалов. Моя дочь, Наталья Анатольевна Воронова, на самом деле должна была быть Натальей Дмитриевной Паниной. Именно об этом просила сказать тебе Лида, её мать, и за этим я притащился сюда, еле нашел тебя, чтобы сообщить тебе эту новость и выполнить последнюю волю жены, а то она ночью приходит ко мне и попрекает, что я этого не сделал. Ох, Димон, видишь, до чего я дошел, призраки донимают.
Дима молчал, нервничал, сжимал кисти рук, машинально допил ту каплю, что была в его рюмке, держал рюмку за ножку в руках. Раздался хрустальный звон, ножка от рюмки упала на пол, из ладони Димы упали на клеенку капли крови.
– Ни к чему всё же рюмки ломать, - сказал Толя.
Выполнив волю жены, и свалив груз на Диму, он сам стал спокойнее.
– Да, что же она не написала, не позвонила, ничего не сказала?
– Она ждала, чтобы ты сделал первый шаг.
– Да понимаешь, если бы я только знал, что она беременная, всё было бы по-другому. Я тогда с Виолеттой год, как встречался, но у нас не было близких отношений, ты понимаешь? Просто надо было время мне, чтобы разобраться, а тут мама написала, что Лида за тебя вышла. Я ведь не знал, когда она была искренней, когда со мной была или когда замуж за тебя выходила.
– Тому делу уже 20 лет, что сейчас пережевывать...
– Это тебе, это для тебя двадцать лет, а для меня пять минут. Пять минут назад я вдруг узнаю, что у меня есть дочь, и дочери этой двадцать лет. А она знает обо мне?
– Нет, - сказал Толя.
– Это теперь исключительно от тебя зависит, говорить ей или нет.
– А где она?
Здесь, в Москве, учится в университете на мехмате, первый курс заканчивает.
– Значит так, - сказал Дима неожиданно даже для самого себя решительно.
– Я здесь всё уберу-приберу, куплю что-нибудь в ресторане из съестного, и вы приезжайте, конечно, надо ей всё рассказать и нам нужно познакомиться.