Вторая жизнь. Начало

Djoty

На каком основании Эйлин могла такое утверждать? Чтобы успокоить его? Не лучше ли было бы, наоборот, заранее обработать его и подготовить к тому, что ребёнок может быть волшебником?

Нет, я что-то упускаю, причём достаточно очевидное.

– Молчишь? – глянул он на меня исподлобья. – Нечего возразить, шлюха?

Оправдываться перед ним смысла нет – он ещё больше уверится в том, что он рогоносец, тем более я же не знаю, может, Эйлин ему действительно изменяла. Да мне сейчас это и не надо. Мне нужно было посмотреть, что из себя представляет мой супруг, и уже исходя из полученной информации, планировать, что делать дальше. Магический брак нерасторжим. Причиной расторжения может быть только смерть одного из супругов, но убить

Тобиаса – это получить клеймо предателя магического договора. Но и жить с домашним насильником – не дело. Я не Эйлин, я боевой маг советской выучки, я не позволю избивать себя или сына, но постоянно жить как на войне – не выход. По-моему, решение может быть только одно – брать ребёнка и уходить из дома. Да, магический брак сохранится до конца жизни, да, детей от другого мужчины я зачать и родить не смогу, да и вообще жить с другими мужчинами будет болезненно для меня же. Но ничего лучшего я не вижу.

Впрочем, повременим пока с поспешными решениями, особенно на тяжёлую голову.

– Слушай меня, Тобиас, - я вынула из кармана передника упаковку веронала. – Ты сейчас пьёшь снотворное. Когда ты засыпаешь, я лечу тебе ногу и нос. Утром ты уходишь на работу и больше никогда не смеешь поднять руку на меня или на Северуса.

– Ты в моём доме, тварь, и смеешь ставить мне условия?

– Мистер Снейп, - я встала. – Повторюсь, если не понятно: та Эйлин, которая позволяла себя избивать, мертва. Эйлин, которая сейчас стоит перед тобой, может постоять за себя и не позволит избивать ни себя, ни ребёнка. Я понятно объясняю? Или мне нужно сломать тебе вторую ногу для пущей убедительности?

Наверно, в моём голосе что-то прозвучало такое, что он понял – это не бравада. Когда на тебя наставлен автомат Калашникова, и тот, кто держит этот автомат, ласково предлагает отдать ему твой кошелёк, сомнений в том, что его требование лучше выполнить, обычно не возникает. У меня не было сейчас ни АК, ни даже простого ТТ, но Тобиас внезапно поверил, что я опасна и без них. К тому же, подозреваю, боль в сломанной ноге и носу тоже способствовала его сговорчивости.

– Давай сюда свой веронал, - сдерживая ярость, процедил он. Я бросила ему две таблетки, проследила, что он их проглотил. Затем развернулась к двери.

– Когда ты уснёшь, я приду.

Ответом мне было яростное рычание.

Когда я закрыла дверь столовой, то увидела, что в коридоре, прижавшись к стене, стоит Северус, бледный и напряжённый. Я взяла его на руки, он молча вцепился в меня. Я вздохнула, прижимая его к себе.

Нет, растить ребёнка в обстановке домашнего насилия нельзя. Или действительно уходить, или любыми способами возвращать в семью мир. Но возможно ли перевоспитать взрослого мужчину? А держать его постоянно на зельях – выход ли?

И всё же я что-то важное упустила.

Впрочем, об этом завтра. Сегодня ещё нужно срастить ему сустав и поспать. У меня был ещё план прогуляться ночью по городу, но его придётся отложить – сил не хватит.

Я отнесла Северуса не в детскую, а в свою спальню. Кровать там стояла полуторная, двоим взрослым тесно, но взрослому и ребёнку места хватит. Одеяло, однако, было узкое, поэтому пришлось сходить в детскую за маленьким одеяльцем. Ночник, что я зажигала каких-то полчаса назад, уже потух, хотя по моим расчётам должен был гореть часа два. Я мысленно поморщилась от магической слабости тела Эйлин, сделала себе зарубку, что его придётся долго и упорно тренировать, то есть заново повторять всё то, чему меня учили в старших классах школы и университете, забрала одеяльце, вернулась в спальню, закутала в него ребёнка и уложила его к стенке.

– Спи, сынок, - я чмокнула его в щёчку. – Всё будет хорошо, не бойся.

Я снова зажгла магический светлячок, спустилась на кухню, вскипятила воды в чайнике и наконец-то заварила себе чаю, а пока он настаивался, быстро ополоснулась в ванне под холодной водой – греть ни магически, ни на плите сил

уже не было. Кстати, только сейчас сообразила я, а почему Эйлин воду грела на плите, а не подогревала магически? Причём инстинкт подогревать воду на плите был у неё до такой степени силён, что я тогда даже не вспомнила про магию. Она не настолько слабая волшебница, чтобы это было для неё непосильной задачей. Обученная работе только с палочкой – это да, но не неуч. Я же видела её оценки в дипломе – крепкий середнячок, для такого подогрев воды не должен представлять каких-либо трудностей. Перед Тобиасом не хотела лишний раз светиться магией? Но ведь он не всегда маячил у неё за спиной.

Ещё одна непонятка.

Я вышла из ванной, прислушалась к шуршанию и проклятиям, доносившимся из столовой, нашла на кухне чашку побольше, сделала себе чаю и вернулась в спальню. Там было как-то уютнее, да и Северуса одного оставлять не хотелось.

Он лежал с закрытыми глазами, тяжело сопел и не спал. Когда я, переодевшись в застиранную ночную рубашку и халат, присела на кровать, привалившись спиной к изголовью, он открыл глаза и внимательно посмотрел на меня. Я погладила его по голове, поправила одеяльце, взяла в руки чашку с чаем и задумалась. Вернее, попыталась задуматься, но голова не варила. Метались обрывки мыслей, мелькали события сегодняшнего дня, вспомнился волхв Андрей, Любомир, и я подумала, что нужно как-то дать им знать, где я и во что вляпалась. Я зевала всё чаще и поняла, что нужно ложиться спать – ни размышлять, ни лечить Тобиаса в таком состоянии я не смогу. В инструкции было написано, что веронал действует через полчаса-час, но полчаса уже прошло, а возня в столовой слышалась до сих пор. Поэтому я приняла компромиссное решение: сейчас было десять вечера, я завела будильник на полдвенадцатого, отставила недопитую чашку, приставила к двери стул – на случай, если Тобиас решит и сможет нанести нам визит, чтобы я проснулась от грохота, потушила магический светлячок и легла, прижав к себе Северуса. И отключилась мгновенно.

========== Глава 4. День второй. Бытовые хлопоты. ==========

12 февраля 1964 года, среда.

Будильник зазвонил ровно в полдвенадцатого ночи. Я вскочила, машинально выключила его, а потом долго сидела на кровати, соображая, где я, кто я и зачем звонил будильник. Северус поворочался, но толком не проснулся. В комнате было темно, освещения на улице не было никакого, поэтому я зажгла светлячок, набросила на ночную рубашку халат и спустилась вниз. Из столовой доносился приглушённый храп, поэтому я, ополоснув лицо холодной водой и немного придя в себя, спустилась в лабораторию и нашла зелья и мази для сращивания суставов. Они тут были в немалом количестве, что позволяло сделать вывод, что ими регулярно пользовались. Да уж, семейка.

Тобиас спал на диване, положив сломанную ногу на приставленный к дивану стул. Я ножницами разрезала ему колошину брюк и приступила к лечению.

Диагностика далась тяжело, заклинания уходили словно в бездонную пропасть, и попытка срастить сустав магически провалилась – в это сращивание мне нужно было вбухать столько сил, сколько у меня не водилось. Поэтому я ножом разжала супругу зубы, влила в него суставосрост, а затем обмазала колено заживляющей мазью. Нос оказался сломан очень аккуратно – я вправила его и тоже смазала мазью. Всё, можно идти спать.

Утром я слышала фабричный гудок, слышала, как по дому ходил Тобиас, ворчал, громыхал посудой. Северус тоже проснулся и прижался ко мне. Я обняла его, и мы, не вставая, ждали, когда Тобиас уйдёт на работу.

Он ушёл в начале девятого, и мы с сыном встали, оделись, умылись, и я пошла на кухню смотреть, чем можно накормить ребёнка. В холодильнике оказались кислое молоко и яйца, а в навесном шкафчике – мука. Ни дрожжей, ни соды я не обнаружила, но когда я подумала о соде, то испытала желание зайти в лабораторию. И точно, в одном из шкафчиков среди простейших реагентов нашёлся и кулёк с пищевой содой.