Второе дело Карозиных
Шрифт:
– Отчего же неоправданному? – с легкой улыбкой на губах поинтересовалась Катерина Дмитриевна. – По-моему, как раз наоборот.
– Все равно! – отрезал муж. – Это только случайное везение. Не факт, что может повезти снова. Совсем не факт, – повторил он более для себя, чем для нее.
– Значит, ты полагаешь, – холодно начала жена, – что моих заслуг в прошлом расследовании не было, всего лишь случайное везение и только? – уточнила она, как-то не по-хорошему блеснув глазами. – Что ж, сударь, в таком случае извините, что заговорила с вами на эту тему, – Катенька с достоинством поднялась из кресла и
Профессор остался сидеть за столом, понимая, что обидел ее и снова укоряя себя за такую бесчувственность, а еще больше за то, что у жены открылся вдруг сыскной талант. Ну, положим, талант – не талант, тут же подумал он, но в наблюдательности и логике ей не откажешь. Кажется, этот способ расследования называется дедукцией? Жена – сыщик, что может быть хуже? Никита Сергеевич поздыхал-повздыхал, да и пошел следом за Катенькой. Нужно бы помириться.
Жену он застал в столовой.
– А, вот и ты, Никита Сергеевич, – сказала она с милой улыбкой, будто ничего и не произошло и не было вовсе никакой размолвки. – А я уж хотела было Груню отправить за тобой. Обедать пора.
– Катя, – начал муж виновато, – ты уж прости меня…
– За что же, друг мой? – с приязненною улыбкой осведомилась она. – Разве ты в чем-то провинился передо мной?
Вот ведь характер, подумал про себя Карозин, и как это она так умеет заставить меня чувствовать себя виноватым тогда, когда самой бы след повиниться. Он взглянул на жену и решил чуть ли не впервые за всю их совместную жизнь подыграть ей – тоже сделать вид, что ничего не случилось.
– Да вот волновался, что ты задержалась, и только, – поспешил произнести он.
– Ну, в том твой вины нет, – заверила его Катерина Дмитриевна и улыбнулась.
Карозин сел за стол и за все время трапезы оба не проронили больше ни слова.
– Мне нужно кое-какие бумаги просмотреть, – сказал Никита Сергеевич, когда обед был окончен. – А ты чем займешься, ангел мой?
– Меня вот Варенька Солдашникова к себе приглашала, – ответила жена. – Но теперь, должно быть, поздновато уже, да и я что-то устала нынче. Пойду к себе, почитаю, – и снова на ее губах заиграла вежливая улыбка.
– Хорошо, – недовольно пробормотал Карозин и вышел из столовой.
Нет, так дело никуда не пойдет, подумал он по дороге в кабинет. Что же это мы самую пошленькую пьеску разыгрываем? Говорим не о том, о чем следует супругам говорить? Он снова прокрутил в голове короткий диалог и поправил сам себя, что разговор-то, конечно, имел быть самый обычный, самый что ни на есть «супружеский», только вот тон, каким все говорилось, да еще сознание того, что думали оба совсем о другом – вот это было фальшиво и пошло. Никита же Сергеевич во всем предпочитал честность и откровенность, и знал, что Катя того же мнения. «А этак что же? – рассеянно размышлял он. – Получается, что мы оба друг друга не уважаем, коли эту комедию изображаем? – он усмехнулся невольной рифме. – Нет, пойду к ней и объяснюсь!» – решил наконец он и, выйдя из кабинета, поднялся на второй этаж, где находилась спальня жены. Карозин осторожно постучал в дверь.
– Кто там? – откликнулась Катенька.
– Это я, – сказал Никита Сергеевич, входя в комнату. – Я вот зачем, – он посмотрел на жену, сидящую за бюро и что-то
– Да о чем ты, Никита? – она повернулась к нему. – Что тебя так взволновало?
– Катя, ну довольно, – попросил он, подходя к жене и садясь рядом на стул. – Ты и сама понимаешь, о чем. Не нужна нам эта холодная вежливость, ты ведь знаешь сама, к чему вот такое обращение привести может… Начнем таить то, что на душе у каждого, сначала в мелочах, а потом и… – Катины глаза сощурились, – и можем дойти до того, что у каждого своя жизнь будет! Понимаешь, о чем я? – Она молчала. – Катя, ты ведь понимаешь, не правда ли? Ведь мы же с тобой не то, что другие, которые женятся по выгоде и никаких общих склонностей не имеют и всю жизнь притворяются, всего лишь изображают из себя супругов, хотя каждый про другого знает, что…
– Довольно, Никита, я все поняла, – улыбнулась Катерина Дмитриевна. – Уж не ревнуешь ли ты? Что-то больно разволновался. Впрочем… Я ведь хотела тебе все рассказать, только ты сам не позволил, – все-таки не удержалась и напомнила она. – Вот я и не стала больше с тобой на эту тему заговаривать, раз уж запретил сам.
– Катя, ну что ты такое говоришь? Неужто прямо и запретил? – ахнул Никита Сергеевич, уже больше изображая удивление, чем испытывая его на самом деле, потому что взгляд жены потеплел и Карозин уже предчувствовал, что еще минута – и они оба посмеются над всею сценою.
– Да, друг мой, – подтвердила она строго и скорбно, опустив глаза и силясь не улыбнуться. – Запретил.
– Ну так ты прости меня! Я ведь делаюсь совершенно глуп, когда речь о тебе заходит! – Карозин взял ее тонкую ручку и поднес к губам. – Простишь?
– И ты меня прости! Я тоже бываю глупа! – воскликнула Катерина Дмитриевна в порыве души и обняла мужа.
Так семейный мир был восстановлен, размолвка ушла в прошлое и, вволю насмеявшись над своею собственною глупостью, супруги помирились окончательно, после чего Никита Сергеевич, успокоив себя, все же поинтересовался:
– Так что там случилось?
– Нужно ли об этом? – лаская мужа взглядом, спросила Катенька, впрочем, вполне оценив его деликатность. – Я ведь знаю, что тебе это неприятно. Оставим.
– Нет, ангел мой, – блаженно улыбнувшись, ответил супруг. – Лучше ты мне расскажи, ведь все равно так просто не оставишь, знаю я тебя, – мягко пожурил он жену, прижав к себе. – Она мурлыкнула и вздохнула глубоко и счастливо. – Ну так что приключилось?
– Хорошо, – Катерина Дмитриевна отстранилась от мужа и заговорила серьезней: – Дело в том, что прошлой ночью скончалась графиня К.!
– И?.. – Никита Сергеевич не понял, что было такого особенного в смерти этой, говоря откровенно, взбалмошной и экзальтированной графини, известной по Москве своими скандалезными приключениями. – Катя, люди каждый день умирают…
– Ах, Никита, ты бы хоть дослушал! – досадливо поморщившись, с новым жаром воскликнула Катерина Дмитриевна, и супругу ничего другого не оставалось, как поднять руки вверх, в знак своей полной лояльности. – Ее убили, Никита! – с уверенностью заявила Катя. – Ее отравили!