Второе лето Союза «Волшебные штаны»

Брешерс Энн

— Слушай, — сказала она. — Мне завтра в церковь рано вставать. — Для правдоподобия Кармен зевнула. В этой отговорке была доля правды.

Портер вскочил. Косвенное упоминание о Боге и выразительный зевок возымели действие.

— Конечно. Да. Я тогда пойду.

Казалось, он был немного разочарован или, наоборот, вздохнул с облегчением. Почему, ну почему она не чувствует разницу между разочарованием и облегчением? Наверное, она ему не нравится. Наверное, он рад смыться. Наверное, он решил, что ее короткие ноги и дикие Штаны с надписями — самое

нелепое, что он видел в своей жизни.

«У него очень-очень симпатичный нос», — ни с того ни с сего подумала Кармен, когда он приблизил свое лицо к ее лицу. Они стояли рядом в дверном проеме.

— Большое тебе спасибо, Кармен. Я отлично провел время.

Он поцеловал ее в губы. Быстро, но точно не с разочарованием или облегчением. Это было приятно.

«Он действительно хорошо провел время, — размышляла Кармен, уставившись в закрытую дверь, — или сказал это просто так, из вежливости?» Может, у них просто разные представления о том, что такое отлично провести время? Иногда Кармен пугало, что у нее в голове столько разных мыслей. Интересно, другие люди тоже так много думают?

Как бы там ни было, но свидание прошло удачно, и Кармен чувствовала себя окрыленной.

Она вернулась в пустую квартиру и с раздражением подумала о маме. Где, черт возьми, ее носит? Можно ли считать вечер удачным, если некому о нем рассказать? Это лишает его половины смысла.

Кармен пошла на кухню и села за маленький столик. Когда родители еще не расстались, они жили все вместе в маленьком домике с садом. Потом они с мамой переселились в эту квартиру. Мама совершенно серьезно считала, что газон ни к чему, если нет мужчины, который бы его подстригал.

Как-то это все неправильно. Она не может просто пойти и лечь спать. Этой ночью ей обязательно надо с кем-нибудь поговорить. Позвонить Би в Алабаму нельзя. Она набрала номер Тибби, но дозвониться оказалось столь сложно, будто она пыталась установить связь с другой планетой. Обитатели этой планеты не выходили на контакт в половине двенадцатого. Звонить Лене она боялась — можно было разбудить ее папу, а значит, и его радражение, — но в конце концов набрала номер.

Два длинных гудка.

— Алло? — прошептала Лена.

— Привет.

— Привет. — Голос у Лены был сонный. — Привет-привет. Ну как твое свидание?

— Ну-у… хорошо, — протянула Кармен.

— Отлично, — сказала Лена. — Так он тебе нравится?

— Нравится ли он мне? — Кармен повторила вопрос с удивлением, словно подобная мысль не приходила ей в голову. Она много всего передумала за этот вечер, но точно не размышляла именно об этом. — Как ты думаешь, у него короткие ноги? — спросила Кармен.

— Чего? Нет, конечно. Ты вообще о чем?

— А у меня? — Это волновало Кармен больше.

— Карма, НЕТ.

Кармен немного подумала:

— Лена, у тебя с Костасом было так, что вам не о чем говорить?

Лена засмеялась:

— Нет. Скорее, я не могла замолчать. Но мы познакомились только в конце лета, после того как напроисходило много

всяких глупостей.

Обычно Кармен говорила с Леной так же откровенно, как сама с собой, но сейчас ей было стыдно признаться в том, что она струсила перед мальчиком. И Кармен перевела разговор на свою маму.

Лена молчала так долго, что Кармен окликнула:

— Эй, ты не спишь? Ну и что ты об этом думаешь?

Лена зевнула:

— Я думаю, классно, что у твоей мамы все хорошо. Иди спать.

— Ладно, — сердито буркнула Кармен. — Если кому-то и надо идти спать, то не мне.

После разговора с подругой Кармен все равно не могла заснуть, поэтому решила послать Полу сообщение. Пол не отличался общительностью, и писать ему было бессмысленно, но Кармен почему-то часто хотелось это делать.

Потом она решила написать Тибби. Кармен описывала Портера, но, когда дошла до цвета его глаз, остановилась. Оказалось, что она ни разу не посмотрела ему в глаза.

С другой стороны — все по-другому.

Джек Хэндли

*

— Томко-Роллинс Табита.

Тибби содрогнулась. Ей всегда страшно хотелось повычеркивать кое-что из своего паспорта, свидетельства о рождении и дневника.

— Я просто Роллинс. Тибби Роллинс, — сказала она преподавателю по режиссуре, мисс Бэгли.

— Тогда что значит Томко?

— Это моя… У меня двойная фамилия.

Мисс Бэгли снова заглянула в список:

— Тогда при чем здесь Анастасия?

Тибби поудобнее уселась в кресле:

— Опечатка, наверное.

Все засмеялись.

— Ну, хорошо. Тибби, да? Отлично. Тибби Роллинс. — Бэгли что-то пометила в списке.

По иронии судьбы Тибби была единственным членом большой семьи, который носил дурацкое имя Томко. Это была девичья фамилия ее мамы. В своем неформальном — коммунистическом, феминистском или каком-то там еще — прошлом мама Тибби презирала женщин, которые брали фамилию мужа. Она и осталась Элис Томко, наградив Тибби не только именем, но и дефисом. Через тринадцать лет, когда родился Ники, девичья фамилия как-то самоликвидировалась.

«Да ну, зачем эта путаница», — сказала мама и превратилась в Элис Роллинс. Она очень хотела, чтобы Тибби тоже забыла про путаницу, но свидетельство о рождении не изменишь.

Тибби осмелела и огляделась по сторонам. Девонка, которая сидела через два кресла от нее, была с шестого этажа. Нескольких учеников она видела вчера на вечере знакомств. У многих было голодное выражение лица: им во что бы то ни стало надо было с кем-нибудь познакомиться, не важно с кем.

Двое ребят, он и она, сильно отличались от остальных. Парень был замечательно красив. Его довольно длинные, спутанные волосы спадали на глаза. Он почти совсем сполз с кресла, поэтому ноги его торчали в проходе. Рядом с ним сидела девочка в розовых очках без оправы, с короткими волосами, выкрашенными в черный и розовый цвета. Футболка обтягивала ее слишком вызывающе.