Второе распятие Христа
Шрифт:
Макаровна просидела в тюрьме недолго: боялись, что не доживёт до суда. Во имя правосудия дело ускорили. На первый день Фоминой недели под конвоем доставили в суд.
Макаровна покорно дожидалась своей очереди. Только глупые слёзы сами собой бежали по её морщинистому лицу.
«Украла, согрешила, — думала Макаровна, — поделом мне. Суд царский! Заботится он об нас!»
Дошла очередь до Макаровны. Ввели её в залу суда.
Перекрестилась она на образ и поклонилась на все четыре стороны.
— Как
— Макаровна.
— Это отчество, а имя ваше?
— Марья Данилова.
— Сколько вам лет?
— На Казанскую семьдесят три было…
— Господин судебный пристав, — сказал председатель, — нельзя ли закрыть в коридор дверь и попросить не шуметь.
Пристав пошёл исполнять приказание.
А в коридоре в это время происходило нечто странное. Какой-то человек в белой одежде, напоминающей рясу, не слушаясь сторожей, шёл к зале заседаний. И там, где Он проходил, люди останавливались, словно прикованные к своему месту.
— Ваш билет? — спросил сторож неизвестного.
Но Он тихо взял его руку, отстранил и прошёл далее. И сторож также остался неподвижно прикованным к своему месту.
Христос взошёл в суд.
В непонятном смятении, словно застигнутые на месте преступления, присяжные встали со своих мест. Публика отшатнулась от решётки, через которую смотрела. Члены суда, прокурор быстро подошли друг к другу. Один председатель, не двигаясь, сидел на своём месте.
— Прошу вас удалиться из залы заседаний! — с трудом выговаривая слова, сказал он.
— «Не судите, да не судимы будете, — раздался голос Христа, — ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить».
Макаровна, услышав знакомый голос, упала на колени и, вся просиявшая, словно молодость вернулась к ней, проговорила:
— Батюшка, Спаситель наш, прости меня грешную… украла… с голоду…
— Господин пристав, — строго сказал председатель, — распорядитесь убрать отсюда этого сумасшедшего.
Но старичок пристав не мог сдвинуться с места.
Христос повернулся к присяжным и сказал:
— «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: "дай, я выну сучок из глаза твоего", а вот, в твоём глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего».
— Позвольте вас предупредить, — возвысил голос председатель, — что виновный в оскорблении суда подлежит строгой ответственности!
— Помяни меня, родименький, во Царствии Твоём! — прошептала Макаровна и упала на пол.
Жандарм попробовал было поднять её, но она грузно опустилась снова.
— Померла, ваше-ство!
— Объявляю перерыв на полчаса, — сказал председатель. — Уберите этого!..
Но
Медленно прошли в свою комнату присяжные. Молча стала расходиться публика.
Макаровну унесли.
IV
Был храмовый праздник в церкви Вознесения. Народу набралась такая масса, что даже оба клироса были переполнены. Перед иконой праздника, словно горящий сноп соломы, ярко пылали свечи.
О. Никодим в лучших светлых ризах чинно совершал литургию. Он был человек простой, набожный. Любил свой храм, любил хороших певчих и особенно кадильный дым. Эта любовь осталась у него с детства; бывало, отец приходил от всенощной благословлять его на сон грядущий, от него так славно пахло ладаном.
Староста у входа едва успевал продавать свечи и просфоры. Деньги звонко звякали на всю церковь, смешиваясь с тихим пением церковных гимнов.
— Не задерживайте; проходите, проходите, — мягко, но внушительно говорил староста тем, которые останавливались у конторки проверять сдачу.
Христос вошёл в этот храм и вместе с прочими подошёл к конторке, где продавали свечи.
— «Возьмите это отсюда, — властно сказал он, — и дома Отца Моего не делайте домом торговли».
— Что такое! Грабят!.. Батюшки!.. — понеслось по церкви.
— Что вам угодно? — спросил староста.
— Уйдите отсюда. Не делайте дом Отца Моего домом торговли! — снова повторил Христос, и в голосе Его была сила и власть.
— Я попрошу вас не нарушать тишины в церкви, иначе придётся позвать сторожа и городового.
Гневом вспыхнуло лицо Христа. Голос зазвенел на всю церковь, словно глас трубный. Он опрокинул стол, на котором лежали свечи и просфоры, рассыпал деньги:
— Идите прочь отсюда! Здесь дом Отца Моего.
И слова Его жгли как огонь. Трепет и смятение ужаса пронеслись по церкви.
— Не стыдно скандальничать? — обратился к нему сторож. — Ведь здесь тебе не базар — храм Божий.
Богослужение прекратилось. Народ обступил Христа и старосту.
Христос говорил:
— «Настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе».
О. Никодим подошёл к толпе и, вслушиваясь в слова Христа, строго сказал ему:
— Неподобающее говоришь. Храм православный бесчестишь.
— «Бог не в рукотворённых храмах живёт! Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине».
В это время расслабленный, который всё время на грязной циновке лежал у входа, подполз к ногам Христа.
— «Дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои», — обратился к нему Христос.
— Богохульствуешь! — гневно воскликнул о. Никодим. — Кто дал тебе власть грехи прощать?