Второе убийство Сталина
Шрифт:
Что мог и чего не мог в этом случае сделать Игнатьев? Он не мог приказать охранникам самим искать членов президиума ЦК по двум простым причинам. Во-первых, он лично, персонально отвечал за безопасность Сталина, и, если бы он отмахнулся от такого сигнала, с него, если бы дошло до следствия, с живого кожу сняли бы. А как он мог быть уверен, что до следствия не дойдет? И вторая причина: есть такая штука, как субординация. Охрана подчинялась лично Игнатьеву, министру ГБ. И Маленков, и Хрущев, и Берия для охранников были никто и звать их никак, ибо должностная инструкция обязывала их знать только Игнатьева, и только Игнатьева они и знали. Механизм действия в подобных обстоятельствах очень
И еще два вопроса: кто был этот «некто» и когда все произошло? Ответ простой: ни в коем случае не вечером 1 марта. Самое позднее, это должно было произойти где- то около 12 часов дня. Но около 12 дня это произойти не могло, потому что в это время вся обслуга уже давно была на ногах, и не просто на ногах, а в сильном волнении, так что приехать незамеченными они никак не могли. Но никто о подобном визите не упоминает. Стало быть, остается только одно время: между 4 часами ночи и утром 1 марта, когда на даче спали все, кроме охраны.
А вот теперь все сходится. Вспомним-ка о странном сне охранника Лозгачева, который спать не имел ни малейшего права. А раз не имел права спать, то, значит, и не спал — что он, самоубийца, что ли, под расстрел захотел — заснуть на таком посту! Если же он утверждает, что спал, значит, было что-то такое, чего он очень сильно не хотел, не должен был видеть и «не видел», даже двадцать пять лет спустя намертво стоя на своем. И его можно понять — те, кто это видел, поплатились жизнью. Что же это было?
Немножко поразмышляв над этим странным обстоятельством, мы получаем совсем другое время действия: ночь на 1 марта. Охрана не ложилась спать, а вот обслуга, нежелательные свидетели, крепко спала и видеть ничего не могла. Из тех, кто охранял Сталина в эту ночь, в живых остался Лозгачев. Хрусталев умер, еще два охранника покончили жизнь самоубийством вскоре после смерти Сталина — можно с вероятностью 90 % утверждать, что это были как раз тс, что стояли на посту на улице. Ну а Лозгачев «спал».
Итак: как, вероятней всего, развивались события? Кто- либо из охраны ночью, после отъезда соратников, заметил, что Сталин находится без сознания, либо Сталину стало плохо в присутствии кого-либо из задержавшихся соратников (только не Берии, почему — несколько ниже). Тут же позвонили Игнатьеву, который через несколько минут примчался на дачу вместе с «кем-то» из партийной верхушки и врачом. Врач поставил диагноз — правильный — и сообщил его тем, с кем приехал. А также дал прогноз: что будет, если оказать помощь немедленно, и что будет, если ее не оказывать, допустим, сутки.
Что было потом? Потом соратники вышли из кабинета и что-то сказали охране. Что именно? А вот это вопрос. Скорее всего что-то вроде: «Ничего особенного, товарищ Сталин выпил лишнего, он просто спит, не будите его». Его и не будили, пока, ближе к вечеру, не возникло подозрение, что странный это сон, да и обслуга не начала волноваться, вынудив охранников звонить Игнатьеву опять.
Загадочный
Итак, нет ни малейшего сомнения в том, что раньше всех соратников, раньше Хрущева и Булганина, Маленкова и Берии в доме побывал Игнатьев с врачом. И не просто с врачом — мы увидим впоследствии, как сложно 2 марта решался вопрос, кого из медиков вызывать на дачу. Это должен был быть постоянный, известный охране, примелькавшийся врач — неужели кто-то всерьез думает, что главу государства не наблюдали медики? Он мог не доверять каким-то рецептам, не принимать неизвестные ему лекарства, но должен же был кто-то слушать сердце и измерять давление! Иначе просто не могло быть.
Вопрос: кто был этот врач? Ни в архивах, ни где бы то ни было еще нет никаких свидетельств о том, что Сталин пользовался услугами медицины, и даже карточки его в кремлевской поликлинике не существует. И вот это — отсутствие картонки — говорит о том, что он пользовался услугами врачей. Иначе бы картонка существовала, просто за последние годы в ней не было бы записей, «о ее изъяли, и сделать это могли только с одной целью — чтобы подтвердить легенду.
Но, по счастливой случайности, эта тайна прояснилась благодаря двум обстоятельствам: дотошности все того же Юрия Мухина и некоторым личным качествам Никиты Сергеевича Хрущева, которого, по-простому говоря, все время несло. Его интеллектуальный уровень был таков, что он попросту не соображал, что можно говорить и писать, а о чем нужно помалкивать. И, готовя доклад для XX съезда, он в своих черновиках проговорился — из напечатанного текста этот момент был вымаран, но черновик в архиве остался.
«…Было создано дело врачей. Арестовали крупнейших и честнейших людей, которые были по своей квалификации, по своему политическому мировоззрению советскими людьми, которые допускались до лечения самого Сталина, например, Смирнов лечил Сталина, а ведь известно, что самим Сталиным к нему допускались единицы… Ему следствие не нужно было, потому что человек с таким характером, с таким болезненным состоянием сам себя считал гением, сам себе навязал мысль, что он всеведающий, всезнающий и ему никакие следователи не нужны. Он сказал — и их арестовали. Он сказал — Смирнову надеть кандалы, такому-то надеть кандалы — так и будет» [92] .
92
«Источник». 2000 № 6, с.99.
Проговорился Никита Сергеевич — был, значит, у Сталина лечащий врач, и фамилия его Смирнов (что очень интересно, а еще более интересно то, что в официальном тексте он заменен академиком Виноградовым!). Но вот дальше идет самое любопытное. Ни в списке арестованных врачей Лечсанупра, ни в списке освобожденных никакого Смирнова нет. Из чего Ю. Мухин делает единственно возможный вывод: при жизни Сталина Смирнов не арестовывался, а был арестован после его смерти, и арестовал его Берия. Надо же: остальных врачей отпустил, а Смирнова арестовал. За что бы это?
Ну вот, как говорила незабвенная мисс Марпл, если отбросить все невероятные варианты развития событий, то, что останется, и будет правдой. И тут на авансцену выходит фигура, которую все действующие лица этой ночной драмы упорно держат в тени, — министр госбезопасности, генерал-майор Игнатьев. Ибо кто бы ни срежиссировал спектакль, разыгравшийся на Ближней даче, разыграть его мог только один человек — тот, кому по долгу службы подчинялась сталинская охрана, не подчинявшаяся никаким членам Политбюро, а только Сталину и ему.