Второй Беличий Песок

Квотчер Марамак

– Ммм...
– глубокомысленно изрекли пуши.

– Мэ не мэ, а книжку оставь!!
– предуцокнул Макузь грызю, который порывался улизнуть с.

В любом случае, было над чем пораскинуть, и белки уважали это состояние головы. В нулевую очередь пришлосиха идти в копировальню, искать бумагу, убеждаться что её нет и идти собирать тину из каналов вокруг Избы. На одно только вот такое копирование печатных листов уходило очень прилично возни, как и на производство бумаги. Впринципе, в Щенкове была мануфактура, которая гнала бумагу из опилок и прочей пухни, но грызи предпочитали свою собственную. когда была возможность. А учитывая то, что Ольша налопатила каналов, это было не так уж трудно... Спускаясь

с верхних ярусов, Макузь услышал во дворе Ситрик, которая махала хвостом и крутилась на месте от годования.

– Что Ситти, сбросила тряску?
– осведомился он.

– Сто пухов!
– с нескрываемым удовольствием ответила она, - А ты куда?

– Йа не куда, йа кто, - как обычно поправил Макузь, - За тиной.

– Фыщ, вроде допуха бумаги завозили, опять всё съели? Ну ладно, пойдём, раз за тиной.

– О, это в пух!
– обрадовался грызь, - Сейчас только два решета принесу.

– Воду носить?

Как было цокнуто ранее, канал проходил по периметру Избы снаружи и пересекал её в центре, соединяя две ветки, а совсем в центре проходил через круглый пруд. Каналы эти были по большей части просто канавами, хотя и ровно выкопанными, так что по берегу росли камыши, осока и прочие растения; центр оставался свободным, потому как дно уходило достаточно глубоко, более чем на рост грызя. При всём при этом, тину собирали в основном в туннелях и возле причалов, где грузились на лодки - там берег был не земляной, а выложенный сырым кирпичом, на котором и произрастала всякая пухня, составляющая тину. Как раз более всего этой дребузни накапливалосиха по стенкам туннеля возле выходов, так что туда и лезли.

Макузь и Ситрик были рады в очередной раз шевельнуть хвостами на две пуши, так что дело пошло быстро; при помощи больших решёток в мелкую ячейку они выцеживали зелёную жижу и сливали в ведро, влезши в воду по колено. По краю канала в туннеле проходил уступ из кирпичей, так что по нему и следовало ходить лапами. Мимо то и дело проплывали утки с птенцами, а пуши везли на лодке кучу табуреток, дабы не таскать лапами, раз есть канал. Само собой, пуши не собирались немедленно переработать тину в пригодную бумагу - процесс довольно долгий, как ни выкручивай. Они собирались взять уже существующие запасы, а на их место сунуть то, что наберётся - так и выкручивались всегда.

Послухивая на грызуниху, у которой намок и обвис хвост, Макузь то и дело облизывался, и когда пуши сели перегусить, ласково прикусил её за ухо.

– Что?
– хихикнула Ситрик, поджимая лапки.

– Да вот думаю, - прямо цокнул Макузь, - Потискать тебя сейчас, или до вечера оставить?

– Послушаем-послушаем, - мотнула ушами белка и брызнулась в грызя водой.

Всё-таки более головным вариантом всегда было оставить до вечера, потому как Изба не самое удобное место для тисканья пушной тушки: на единицу времени и площади тут появлялось самое большое количество пушей в окрестностях, а это мимо пуха, когда цоканье об эт-самом. Пока же грызи вывалили тину сохнуть на лотки на крыше хузяйственной пристройки, и пошли в саму пристройку мучить печатное оборудование; как уже было уцокнуто, в Избе имелась практически вся подсобка, которая затребована для функционирования, что было в пух.

Копировали довольно хитрым способом, посыпая лист химическим реагентом, накрывая другим листом и затем нагревая под горячим железным листом - именно под, а не над. То что находится над ним, греется восходящими потоками воздуха, а то что под - только прямыми лучами тепла, что и нужно: чернила нагреваются быстрее, чем чистая бумага, и нагретый порошок превращается в краску именно в нужном месте, создавая зеркальное отражение страницы, с которого потом можно печатать копии. Также знаменательное свойство порошка, получаемого довольно сложным способом из кучи

компонентов, состояло в том, что после спекания он превращался почти в такую же краску, и скопированное можно было копировать ещё и ещё.

Ситрик и Макузь, само собой, делали всё вышецокнутое отнюдь не в сосредоточенном молчании, а катались по смехам, как горошины по миске - тем более что в мастерской стоял дым коромыслом из-за забитой трубы, заставляя то и дело чихать. Благо, как и в большинстве подобных мест - грызниц, как это называли - одной стены не имелосиха, и пространство проветривалось не намного хуже, чем открытое место. Вдобавок лезущие кусты и трава вызывали довольное поматывание ушных раковин, что тоже далеко не всуе.

– Отнюдь не!
– подтвердила Ситрик, сорвав сочную земляничину с кустика.

– Ну вот, - цокнул Макузь, склеивая листы в книжку, - Теперь есть что прочитать о скважинах!

– Начнёшь прямо сейчас?

– Ммм... нет, - почесал подбородок грызь, - Не горит, отнюдь, так что пусть позреет. Пошли к белочи нашей, чтоли.

– УИ!
– цявкнула Ситрик, вскакивая.

И оставив буквенные залежи другим грызям, они бок о бок пошли к дому ближе - а теперь норупло на собственном огороде они иначе и не воспринимали, как домъ. Жара сидела на зеленеющей земле, как курица на яйцах, а сверху опять пролетел гусак, потряхивая жировыми мешками на окороках.

– Послушайте-ка ушами, - цокнул Баклыш, проводив взглядом гусака, который всё летал и летал над посёлком, - Почему гусь это гусь, а...

– А другой гусь - это другой гусь?
– звонко засмеялась Речка, - Потому что гусей больше, чем один.

– Чисто цокнуто, - катнулся по смеху тот, - Йа имел вслуху широко, почему гусиха несёт яйца, из которых появляются не курицы, не утки, и даже не бобры, а именно гусята! А?

Тут уже грызунята уставились ушами на Макузя и Ситрик, потому как все четверо пушей шли через поле к дальней делянке, потрясти хвостами и произвести кормовые операции. На небе, затянутом многослойной облачностью, было ясно написано "дождь", но это не только не подгрызало, но и радовало - как само по себе, так ещё сильнее после жары.

– Йа - в пуше не грызу, почему, - цокнул Макузь, - Это весьма сложный зацок.

Ситрик повела серо-фиолетовыми ушками и привспушилась.

– Но если подумать о песке, - подумала о песке Речка, - Представь себе, что из гусиных яиц вылупятся коровы!

– Косяк, - согласился Баклыш, представив и проржавшись, - Хотя вслуху того что мы не знаем причин наблюдаемого положения, нельзя цокать и о том, что не может быть другого положения. С одной стороны...

Ситрик и Макузь с плохо скрываемыми улыбками послухивали на своих грызунят, которые цокали, цявкали и пока ещё иногда сбивались на конкретное чириканье, как настоящая белочь. Конечно, с ходу решить вопрос о гусе было нельзя, но пуши собирались взяться за него и трепать, пока не будет готово. Уверенности в результатах прибавляло и знание того, что уже очень много всего оказалосиха готово.

По пришествии грызей на участочек на краю поля они немедленно схватились за лапные плуги, полоть картохлю и репу - ну всмысле, полоть грядки овощей от сорняков, а не полоть сами овощи! А то пуши часто катались со смеху, вспоминая, как неосторожно цокать "прополи редиску":

– Эй грызо, будь бобр, прополи редиску.

– Кло!... Кло, прополол!

– Тщательно?

– Более чем! Только один вопрос - а сорняки полоть?

Баклыш и Речка на такие вещи уже не покупались и знали, как растить картохлю и прививать плодовые ветки на деревья; инстинктивная тяга к производству корма была очень сильна у белочи, да собственно и потом не особо куда девалась, так что пуши получали тонны хрурности как от процесса, так и от результатов.