Второй Грааль
Шрифт:
Перед Рейхан предстало хорошо знакомое помещение, уставленное застекленными ящиками, в которых беспорядочно сновали тысячи мышей. Писк животных звучал как щебет птиц. Несмотря на строгие инструкции по соблюдению гигиены, пахло пометом и мочой.
Следующая комната выглядела так же, только здесь подопытными животными были крысы. В другой комнате Рейхан натолкнулась на несколько устланных соломой вольеров, в которых содержались козы и овцы.
Затем следовали три помещения с шимпанзе. Большинство животных, находясь под действием наркоза, лежали в своих клетках. Укрепленные на головах электроды
Но самую ужасающую картину ей еще предстояло увидеть: по другую сторону коридора находились уже не экспериментальные лаборатории для животных, а большой зал, напоминавший военный госпиталь. Нет, скорее отделение реанимации и интенсивной терапии. По меньшей мере двадцать кроватей, на которых лежали старики, женщины и дети, неподвижные, словно мертвые, нашпигованные инфузионными трубками и все вместе присоединенные к целой батарее систем жизнеобеспечения. Смущенная и одновременно заинтересованная, Рейхан подошла поближе к одной из кроватей и увидела девочку, которой не было и десяти лет. Глаза ребенка были закрыты. Дыхание спокойное и ровное, в такт воздуходувке в стеклянном тубусе аппарата «сердце-легкие».
Рейхан долго смотрела на маленького чернокожего ангела. Затем присела на краешек кровати и ощутила непреодолимое желание подарить немного нежности этому невинному существу. Она осторожно прикоснулась к руке ребенка — и вздрогнула от неожиданности. Рука девочки была пятнистой и распухшей, пальцы усеяны безобразными желваками. Рейхан закусила нижнюю губу. Ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы сдержаться и не расплакаться.
Она встала на подкашивающиеся ноги, чтобы рассмотреть следующего пациента, чернокожего мужчину преклонного возраста. Его руки были также обезображены, кроме того, несколько опухолей в форме картофеля покрывали лицо. Одна над левым глазом, одна на скуле и одна на подбородке. Женщина на кровати рядом выглядела не лучше. Рейхан зажала рукой рот и, нетвердо держась на ногах, направилась к выходу. Там она чуть не столкнулась с Мустилем Масуфом, коллегой, чья дочь болела синдромом Гетчинсона — Гилфорда. [21]
21
Детской прогерией.
— О, Аллах, как ты меня испугала! — сказал он.
— Ты меня тоже, — пробормотала Рейхан, все еще пребывая в шоке от ужаса. — Что… что случилось с этими людьми?
Мустиль осторожно коснулся ее плеча:
— Очевидно, доктор Гольдман до сих пор тебе еще не объяснил, чем мы здесь занимаемся?
Она покачала головой.
— Ну, когда-нибудь ты все равно должна об этом узнать, так почему не теперь, — сказал Мустиль.
Он казался подавленным.
— На этих людях испытывалась вторая фаза терапии. Неудачно, как ты видишь. Деформации — это и есть пораженные опухолью места. Неизлечимые. Первые серии опытов вообще были сплошной катастрофой. Правда, вирус Эпштейна — Барра делал свою работу, но при последующей частотной терапии были проблемы. Это — последствия. —
Рейхан задрожала.
— Если для этих людей нет никакого лечения, зачем тогда поддерживать их жизнь? — спросила она.
— Я знаю, что это звучит ужасно, но их используют в качестве «организмов-хозяев». Наш модифицированный вирус Эпштейна — Барра до сих пор не удалось вывести в пробирке, он размножается только в человеческом теле. Из крови этих людей вирусологи производят препарат для второй фазы. Так сказать, эликсир жизни. Препараты для завтрашнего курса терапии были подготовлены сегодня в полдень.
Рейхан поспешила покинуть зал, так как ощутила подступившую тошноту. Эпштейн — Барр. Рак. Сколько людей доктор Гольдман обрек на такую ужасную участь? Вероятно, ему потребовались сотни подопытных. Где они?
Сожжены в доменной печи, содрогаясь, ответила себе самой Рейхан. Так делали раньше с трупами животных.
Одинокая слеза покатилась по щеке Рейхан.
Затем ею овладели ярость и отчаяние. Мысль, что Гольдман и его помощники причинили людям столько горя и за свою подлость еще будут вознаграждены чрезмерно длинной жизнью, казалась Рейхан невыносимой. Эти страдающие манией величия преступники должны быть наказаны. Но как, если закон не имел никакой власти в пределах дворца?
Рейхан бросилась в глаза табличка на двери: «Лаборатория вирусологии». У нее возникла одна мысль.
«И да простит меня Аллах, — подумала она. — Или благословит за это».
Она удостоверилась, что в коридоре никого нет, и незаметно проскользнула в дверь.
В половине первого Рейхан уже находилась на своем рабочем месте. С каждой секундой ее волнение возрастало. Через полчаса начнется операция по освобождению.
От Мустиля Масуфы она узнала, где размещались Энтони Нангала и суданцы.
Еще двадцать минут она продолжала работать в операционной, стараясь сосредоточиться. Затем настало время действовать. Без каких-либо объяснений она покинула коллег, сказав только, что скоро вернется назад. Но она не собиралась возвращаться. Она покинет этот дворец навсегда — и не одна.
Рейхан проскользнула по коридору к раздевалке и взяла из своего шкафчика полиэтиленовый пакет. Затем поспешила в комнату Энтони Нангалы. Он даже не повернул к ней голову, продолжая пристально глядеть в потолок.
— Я пришла сюда, чтобы освободить вас, — сказала она. — Что с вами? Вы совсем не рады?
Нангала фыркнул, в глазах поблескивала влага.
— Сегодня мне сделали инъекцию. Вирус, вызывающий рак. Только облучение электромагнитными волнами определенной частоты может меня излечить. Это значит, что, если я покину дворец, я умру.
На это Рейхан не рассчитывала. В отчаянии она схватила Нангалу за руку:
— Если вы не поможете мне, я не справлюсь. И тогда умрет гораздо больше людей. Уже сегодня ночью!