Второй курс, или Не ходите, дети, в Африку гулять!
Шрифт:
– Да помню я, помню, – заверил первокурсник. – Это… Удачи тебе!
– Спасибо, – кивнул Голицын. – Увидимся вечером.
Заперев браслет в ящик стола, он решительно шагнул к двери.
Как он и ожидал, у ворот в это время никого не было. А может быть, это Пашка хорошо сработал: обеспечить беспрепятственный выход на поверхность было его задачей. Кстати, самого Хохлова также нигде не наблюдалось: похоже, и правда отвлекает чье-то внимание…
Так или иначе, путь был свободен. Помедлив на пороге буквально секунду, Иван вышел из Школы.
Свежий
За первым шагом последовал второй, за вторым – третий. Всего их набралось с полсотни, но Иван легко смог бы в мельчайших деталях припомнить каждый. Как поднимал ногу, как та медленно, будто во сне, перемещалась вперед, как касалась земли толстая подошва форменного ботинка… Как горела огнем спина, словно бы кто-то невидимый сверлил ее пристальным, насмешливым взглядом. Как вжималась в плечи голова, каждое мгновение ожидая, что вот-вот мирную тишину утра в клочья разорвет пронзительный сигнал тревоги…
Но вновь все вышло в точности, как и предполагал Пашка: никто не кричал вслед Ивану «Стой!», безмолвствовала и автоматика контрольного периметра: человека без индивидуального браслета на руке для нее, похоже, просто не существовало в природе. Как они и рассчитывали.
Однако автоматика автоматикой, но только поднявшись на платформу монорельса, ажурные опоры которой скрыли, наконец, его от любого случайного наблюдателя, Иван позволил себе глубокий вдох. Дышал ли он вообще с того момента, как вышел из ворот? Голицын не был в этом точно уверен.
Поезд подлетел через пять минут – точно по расписанию. В последний раз обернувшись в сторону Школы, Иван шагнул на крышу. На какое-то мгновение он всерьез испугался, что люк не откроется, но тот не подвел: широкая прямоугольная крышка плавно поднялась ему навстречу, приглашая на посадку. Не заставляя себя долго упрашивать, Голицын проскользнул в салон.
Большинство мест в вагоне было свободно, только за двумя или тремя полупрозрачными дверями маячили редкие пассажиры. Быстро пройдя в самый дальний конец салона, Иван нашел пустое купе, где и устроился – так, чтобы просматривался весь коридор. Поезд тронулся. Голицын перевел дух. Два – ноль в его пользу.
Движение поезда по маршруту отображалось на удобном табло над дверью купе, однако, не в силах надолго оторвать взгляд от пустого – пока пустого – коридора, Иван едва не пропустил нужную станцию – вскочил с места в последний момент, когда состав уже остановился возле перрона. Едва не снеся дверь купе – не прочувствовав ответственности момента, та не слишком-то спешила открываться, Голицын бегом промчался по коридору и не останавливаясь взлетел по крутой лестнице к люку. Не окажись тот не в пример расторопнее стекляшки из купе, Иван наверняка испробовал бы его на прочность головой. Но все обошлось: крышка люка услужливо распахнулась при его приближении, и Голицын, как чертик из табакерки,
– Три – ноль, – пробормотал Иван, провожая глазами отходящий поезд. Хотел было сплюнуть на опустевший путь, но во рту внезапно пересохло. Ладно, где тут у вас велосипеды за мальчиков дают?
Все три магазинчика были на месте. Хотя, если подумать, куда они могли отсюда деться? – но Голицын тем не менее поспешил занести это обстоятельство в актив. Внутри свет – совсем хорошо.
Потянув дверную ручку, Иван вошел в магазин.
Продавец – пожилой альгерд в блеклом сером балахоне – коротко кивнул ему из-за прилавка. Вежливо склонив голову в ответ, Голицын шагнул к витрине.
Ювелирные украшения занимали дальнюю, самую светлую часть торгового зала. Больше всего здесь почему-то было цепочек: длинные и короткие, совсем простые и замысловатого плетения, с какими-то завитушками, вкраплениями, камешками – в общем, на любой вкус. Впрочем, при всем богатстве выбора цепочки Ивана не интересовали. Лишь беглым взглядом скользнул Голицын и по соседней витрине, где располагались серьги. Цель его лежала чуть дальше – там, где на черном бархате блестели аккуратные ряды серебристых колечек.
Больше всех Голицыну понравилось одно: узенькое, с маленьким прозрачным камушком. Прикрыв веки, Иван представил, как оно будет смотреться на пальце у Эммы, и у него едва не перехватило дыхание. Мотнув головой, Голицын открыл глаза – и увидел прямо перед собой улыбающееся лицо продавца.
– Вам что-то подсказать, молодой человек? – поинтересовался альгерд.
– Нет… – поспешно ответил Иван. – То есть да, – тут же поправился он. – Скажите, сколько стоит это кольцо?
– Которое? – склонился над витриной продавец.
– Вот это, – ткнул Голицын пальцев в стекло. – Третье слева.
– Третье слева, – взгляд альгерда ушел куда-то в сторону.
– Нет-нет, от меня слева – от вас справа! – уточнил курсант.
– Ах, это, – улыбнулся продавец, открывая со своей стороны витрину и вынимая из нее нужное колечко вместе с черной бархатной подушечкой, на которой оно покоилось. – Отличный выбор! Ранольский бриллиант! Чистый, как слеза младенца.
– Ранольский? – переспросил Голицын.
– Самый настоящий ранольский! – по-своему понял его вопрос альгерд. – Все сертификаты имеются!
– Хорошо, хорошо, – кивнул Иван. – Так сколько же оно стоит?
– Все строго по прейскуранту, – заверил его продавец.
– И сколько это в универсальных кредитах?
– Одну секундочку… – альгерд поднес к глазам пластиковый ярлычок, соединенный с колечком тоненькой петелькой. – Пятьсот сорок! – торжественно сообщил он.
– Что – пятьсот сорок? – опешил Голицын.
– Вы же спрашивали в универсальных кредитах? Пятьсот сорок кредитов. В честь предстоящего праздника могу сделать вам скидку – двадцать кредитов, – быстро добавил он, заметив, как внезапно изменился в лице Иван.