Второй после Солнца. Часть вторая

Белладоннин Игорь

– Аркаша, не горячитесь, не пришло ещё время казни, – попыталась успокоить его государыня; государыня имела доброе сердце и не очень любила казнить просто так, внезапно, без суда, без следствия, да и Вольтер 2 бы этого не одобрил.

– Тогда рубите конечность – её давно пора отрубить. Я должен быть непременно наказан. Я не могу допустить, чтоб вы решили, что в нашей империи вундеркинды могут дерзить безнаказанно. Рубите, – настаивал Аркаша.

– Какую же конечность нам отрубить вам, Аркаша? – осведомилась государыня, улыбнувшись.

2

Вольтер

бы этого не одобрил – Екатерина состояла в переписке с Вольтером, действительным иностранным почётным членом Петербургской академии наук.

– Какая больше не нравится – ту и рубите, – с достоинством отвечал Аркаша.

– Мы знаем, что мы сделаем, – объявила государыня под всеобщие аплодисменты. – Мы вас оставим без аргумента. Мы затрудним вам последующие диспуты, зато дадим фору всем остальным!

Тут же общими усилиями при невиданном энтузиазме добровольных строителей соорудили эшафот, загримировав под него клавесин. Найдено и воздвигнуто было также бревно, на котором Аркаше предстояло расстаться с аргументом, заготовлены были приставная лестница, топор и палач (палачом, немного поломавшись, согласился поработать князь Тамбовский).

Аркаша взошёл на эшафот. Был он хмур и спокоен. Молча положил он на бревно свой левый мизинец. Добрая половина зрителей плюхнулась в обморок, недобрая – залилась слезами. Палач, снявши камзол и сглотнув нечаянную соплю, взмахнул топором.

– Стой! – воскликнула государыня. – Богемский закон: вот Дарья мечтает спасти вундеркинда, а если находится девушка, желающая выйти за приговорённого замуж – нашей милостью мы его милуем.

– Вашество, да ну его на фиг, и пусть рубят, – возмутилась Дарья, любимая царицына фрейлина – внебрачная дочь одного из её некогда весьма близких друзей, которой пока очень многое позволялось и которая – единственная из барышень – не грохнулась в обморок.

– Ваше Величество, лучше конец, пусть и такой ужасный, как у меня, чем бесконечная Дарья, – возник с эшафота и Аркаша.

– Цыц! – прикрикнула государыня. – Завтра венчаетесь.

– Что, прям в этом балахоне? – спросила Дарья, грызя ногти.

– Я без приданого такое не возьму, – снова встрял Аркаша. – У этого существа слишком острые зубы и слишком короткие ногти.

– Отвечаю по порядку. Платье тебе, Дашка, сварганит за ночь мусью G. А насчёт приданого я распоряжусь завтра.

– Но почему я? – крикнула Дарья, не желая мириться с такой вопиющей несправедливостью.

– Потому что я, – ответствовал ей Аркаша, завершая диспут.

Аркашу облепили, пытаясь пощупать его спасённый мизинец.

– Вы можете пощупать не только мизинец, – говорил им Аркаша. – Быстрее, быстрее, пока Дашка не видит.

– Мы долго думали, Аркаша, что же дать в приданое тебе – который и так ни в чём не нуждается, кроме, разве что, новых сюжетов да приступов вдохновения, дабы эти сюжеты побыстрей препарировать, – ласково сказала государыня утром.

Аркаша был в своём лучшем наряде – самых обтягивающих лосинах, рельефно обрисовывавших все его неотразимые аргументы. При этом одной рукой ему приходилось придерживать за рукав Дарью, а другой – принимать дары с поздравленьями. Услышав слова государыни, Аркаша

слегка нахмурился.

– Так вот думали мы и решили, – продолжила государыня, от которой не сумела укрыться Аркашина хмурость, – отправим-ка мы тебя писать историю пугачёвского бунта: как закончится бунт, опишешь его историю – возвращайся, милости просим, но ранее тебя мы не ждём, потому как диспут ты всё-таки проиграл, а мы проигравших судим.

Аркаша отпустил Дарью и поклонился государыне в пояс:

– Щедра твоя царская милость, государыня – лучше б, право слово, казнила. Но не щедрее она моей вундеркиндовой благодарности. Вверяю тебе, государыня, на время моего отпуска, жену мою, Дарью, в полное твоё пользование, владение и распоряжение.

– Принимается, – обрадовалась государыня, – за женой твоей будем приглядывать и обучать её хорошим манерам и…

– Они у меня и так хорошие, – прервала императрицу Дарья.

– Ну, если хорошие, – ласково сказала государыня, – тогда будем учить тебя, как ублажать супруга, когда он к нам вернётся: с победой, облечённой в историю.

– Прощай же, государыня, – молвил Аркаша. – Прощай и ты, жена моя, Дарья.

Тут Аркаша попытался поцеловать Дарью в щёчку, но получил от неё жестокий щелбан по носу.

– Прощайте же и вы, люди добрые, – попрощался Аркаша, потирая нос, со всеми свидетелями своего брачного торжества.

– Ну что ж, Аркаша, – ласково заключила государыня, – прощаться ты умеешь, мы это поняли. Теперь бери коня – да в путь.

В Москве Аркаша остановился только на одну ночь. Отвергнув любезно предложенных ему девочек, шулеров и цыган, он попросил свести его к месту, где случаются – время от времени – казни.

– Казни? Да везде, – отвечали Аркаше. – Надобно тебе – и прям здесь казнят. Но ежели хочешь, чтоб культурно всё было, тогда пошли.

И Аркашу привели на болото 3 . Собственно, только обострённое чутьё вундеркинда и позволяло провидеть, как плескалась и пенилась здесь когда-то болотная крутая волна. И то же обострённое чутьё подсказало Аркаше, что место это может стать или площадью его триумфа, или пятачком позора.

Через пару дней Аркаша въехал в Переславль-Рязанский 4 . За мостом через Трубеж толпа глазела на десяток виселиц, каждая из которых, правда, была уже занята.

3

Привели на болото – Болотная площадь, место последующей казни Пугачёва.

4

Переславль-Рязанский – название г. Рязань до 1778 г.

«Покойники-то – самое оно, несвеженькие», – думал Аркаша, пропихиваясь к ним поближе. И не было предела Аркашиному разочарованию, когда он увидел, что вся земля под висящими обладателями пеньковых верёвок была уже ископана неведомым землекопом.

– Кто висит? – спросил Аркаша у ближайшего человека.

– Смутьяны, к Пугачу бежать призывали, – отвечал человек.

За дальнейшими разъяснениями Аркаша направился в Кремль, где жил и вкалывал воевода.

– Они изволят откушивать, – сказали Аркаше в приёмной. – Как прикажете доложить?