Второй после Солнца
Шрифт:
Аркаша сосредоточенно ковырялся в ухе зубочисткой.
– Я рад за тебя, – продолжил Сегест. – Я рад, что ты выбрала Аркашу и забыла своего бывшего мужа. Он окончательно зарвался, но нашлись люди, сумевшие его остановить. Он слишком многого захотел – и ладно бы только твою сестру. Сейчас его судьбу решают наши князья – да, без меня, я отказался от этого удовольствия. Может, его казнили уже, может, казнят на днях, а может, дождутся меня или ещё кого.
Сегест добился своего. Широко прищуренные глаза
– Ну вот, хоть чем-то я тебя всё же порадовал – маленьким приветиком с Родины, – заметил Сегест, невесело ухмыляясь. – Однако, не буду вам больше досаждать своим стариковским присутствием.
И он ушёл, так и не повидав внука.
– Поеду-ка я, понаблюдаю за казнью, если ещё успею. Лучше пусть его казнят со мной, чем без меня, – не без печали в голосе заявил Аркаша. – Я надеюсь, ты меня дождёшься?
– Только для того, чтобы узнать, чем ты помог Арминию, – отозвалась Туснельда.
– Я помогу ему встретить давно заслуженный конец с достоинством, которому когда-то, смею надеяться, научил, – холодно произнёс Аркаша.
Князья встретили Аркашу настороженно.
– О, Глюков, Глюков, Глюков, ты – не наш, ты – не наш, не с нашего ты, милый, фатерлянда, – пропели ему князья.
– Не всем так повезло в жизни – родиться в фатерлянде, – улыбнулся Аркаша. – Мне вот в жизни определённо не повезло.
– Ах, кто бы это говорил, Аркаша, – возразили князья. – Любого из твоих талантов хватит, чтобы прокормить целое племя.
– Довольно трёпа. Я не куплюсь на ваш дешёвый подхалимаж, – сурово заявил Аркаша. – Если Арминий жив ещё – ведите меня к нему, если отправлен к Вотану – покажите мне его скальп.
– Прав был Арминий, – признали князья, вздохнувши, – варвар – ты и есть варвар. Пошли, однако.
Арминий был помещён в яму глубиной метров шесть. Один из углов ямы служил ему столовой, второй – отхожим местом, третий – молельней. В четвёртом угле, предназначенном для отдыха и приёма гостей, Арминий смиренно сидел и ждал Аркашиного прихода. Князья, сопроводив Аркашу до ямы, тактично удалились.
– Эк, парень, куда тебя занесло, кто бы мог о таком помыслить ещё год или два назад! – присвистнул Аркаша, севши на край ямы и свесив к Арминию стройные ножки.
– Это есть благодарность соплеменников за мои подвиги, – ответил Арминий из своего угла. – Ты знаешь, в чём они меня обвиняют?
– И знать не хочу, – отрезал Аркаша. – Я знаю, в чём обвиняю тебя я.
– Я заявил им, что не признаю решения их суда. Я заявил им, что из всех живущих лишь ты один вправе судить меня. – сказал Арминий, поднявшись и потянувшись.
– Вот здесь ты прав, хоть я, как ты знаешь, не являюсь судебным органом и могу судить тебя лишь в исторической
– Я вверяю себя твоему решению, – сообщил Арминий, перейдя в молельный угол.
– Я могу отбить тебя у германцев, – вслух размышлял Аркаша, дрыгая одной из ножек, – но после этого передать в руки римского правосудия – ты нарушил присягу, и пепел Квинктилия ещё стучит в моём сердце. Другого выхода я не вижу. Может быть, ты таковой видишь – тогда назови его.
– Спасибо, Аркаша, я не стою таких усилий с твоей стороны, – отвечал Арминий, переходя к отхожему месту.
– Ты знаешь же, я служу как всему человеческому народу, – горделиво заявил Аркаша, – так и отдельным его составляющим, пусть даже и не очень достойным и не заслуживающим особого снисхождения. Не будем показывать на них пальцами.
– Будем считать, что ты меня осудил. Я хочу, чтоб ты присутствовал на нашей казни, – отозвался Арминий из отхожего места. – Князья обещали, что это будет не просто казнь, но принесение жертв Вотану. На жертвоприношение во славу Родины я не могу, как ты понимаешь, не согласиться.
– В таком случае подкрепись. Не бойся – они не отравлены, – усмехнулся Аркаша и швырнул Арминию холщовый мешочек с желудями, перевязанный розовым бантиком. – А кого это удостоят чести быть казнённым вместе с тобой?
– Гризельду, ты должен её помнить, – отвечал Арминий, переходя с Аркашиным мешочком в угол приёма пищи. – Как я доверил себя твоему решению, так и она доверилась мне: я должен был решить, умереть ли нам вместе здесь или – с твоего согласия и с твоей помощью – прорываться в более благосклонные к нам земли.
– Забавно, – проговорил Аркаша, дрыгая второй ножкой, – ты мог бы сообщить об этом и пораньше.
– Это был мой сюрприз тебе, домашняя заготовка, – усмехнулся Арминий.
– Я рискую сильно огорчить её сестру. Ты ведь знаешь, что жена твоя и сын живут в моём доме: я приютил их, а мог бы и в рабство продать! – в свою очередь, усмехнулся Аркаша.
Арминий замолк. Гордость долго не позволяла ему задать главный вопрос.
– Я помню твой дом, – вымолвил он наконец. – Скажи, Туснельда живёт в той же комнате, где жил я?
– Увы, – снова усмехнулся Аркаша, – она живёт в той же комнате, где живу я. Это – моя комнатно-домашняя заготовка. Бывает, когда я сплю с ней, я вспоминаю Гризельду: они очень похожи, да ты и сам это понял, наверное. Вспоминает ли она тебя в такие моменты – вот этого, извини, я не знаю.
– Как Тумелик? – спросил Арминий, садясь в самый центр своей ямы. – Он-то меня вспоминает?
– Не могу этого утверждать, – отвечал Аркаша, который успел привязаться к мальчишке не меньше, чем к его матери. – Однако, чем-то он на тебя похож.