Второй Саладин
Шрифт:
– На автовокзал? Там тебя в два счета схватят легавые.
– Никаким легавым не схватить Джима.
– Еще как схватят. Куда ты поедешь?
– В большой город.
– Легавые из большого города в два счета схватят тебя на автовокзале. Я знаю, что схватят.
– Мне нужно идти.
– Джим, – сказала она вдруг. – Возьми мою машину. Правда, бери. Она просто стоит тут без дела.
Улу Бег не знал, что сказать.
– Я не умею водить автомобиль, – признался он наконец.
Женщина запрокинула голову и рассмеялась, весело и звонко.
– Ну ты даешь, милый, вот это ты даешь.
Она снова засмеялась.
– Золотце, – продолжала она, – я в жизни
И она сказала, что сама отвезет его.
Глава 26
После того, как Тревитт от души наелся, принял душ и переночевал в приличном месте, жизнь показалась ему значительно более сносной. В гостинице «Фрей Маркос де Нинца», конечно, было не совсем как в «Говарде Джонсоне», зато там был телевизор и вода, достаточно горячая, если как следует подождать. И замки на дверях. Так что с прибытием денег Чарди к сеньору Тревитту вернулась некоторая уверенность в себе. Нет, внезапно промелькнувшая тень, репортаж об обратной вспышке в какой-нибудь машине, тяжелый взгляд мексиканца, устремленный в его сторону, до сих пор ввергали его в трепет, но, по крайней мере, он больше не скрывался в сарае.
Посмотрите на меня! Только посмотрите!
Его так и распирало от удовольствия; ему страшно нравился его новый образ: он ведь теперь подпольный работник, он теперь агент. Он ощущал, что наконец-то вступил в братство, которое отторгало его все эти годы.
Посмотрите на меня! Только посмотрите!
Да он и сам смотрел. Он не мог налюбоваться собой в витринах лавок, в зеркале у себя в номере – худощавый молодой человек, спокойный, волевой. Глаза, серьезные и проницательные. Рука, всегда готовая выхватить оружие.
Ведь теперь Тревитт был человек вооруженный.
Он выдал мальчишке пятьдесят долларов из денег Чарди и обстоятельные указания:
– Пистолет. Не какой-нибудь древний «кольт», «ремингтон» или еще что-нибудь времен Панчо Вильи. Автоматический, по возможности короткоствольный, но я бы согласился и на любой девятимиллиметровый испанский «стар» или даже «лламу», если она будет достаточно большая, не меньше девяти миллиметров. Справишься?
– Еще как.
– Не подведи.
– Обижаешь.
– Смотри у меня.
Вернулся мальчишка с потертой желтой коробкой, на выцветшей этикетке которой белел штамп. По всей видимости, на итальянском.
– Итальянский? – удивился обеспокоенный Тревитт и с жадностью вскрыл коробку.
– Господи, «беретта», – изумился он. – Ей небось лет пятьдесят.
Маленький синеватый пистолетик поблескивал перед ним, старомодный и нескладный. Рукоять его украшал странный зубец, напоминавший об эпохе ар-деко. С краю коробки выстроились десять покрытых смазкой патронов.
– И это все, что ты смог найти за пятьдесят баксов?
– Инфляция, – пояснил парнишка.
Но втайне Тревитт был доволен этим миниатюрным самозарядным пистолетиком. В ту же ночь он выпустил один из драгоценных 7,65-миллиметровых патронов в стенку водостока. Пистолет бил точно в цель не более чем с семи футов – прямо как в каком-нибудь древнем романе Хемингуэя времен разгрома при Капоретто, [35] но зато принадлежал ему, ему одному. Он приятно оттягивал пояс, и Тревитт носил его с патроном в патроннике, но на предохранителе. В минуты уединения он тренировал быстроту реакции, учился выхватывать оружие. До совершенства ему было еще далековато, и он поклялся, что каждый день будет практиковаться
35
Капоретто – населенный пункт в Северной Италии, в окрестностях которого во время Первой мировой войны в конце октября – начале ноября 1917 года австро-германские войска нанесли сокрушительное поражение итальянской армии.
Поглядите на меня!
Пистолет был только началом. В витринах лавок отражался франтоватый молодой гангстер в щегольском желтом костюме, трикотажной кримпленовой двойке, совсем недавно привезенной с Тайваня, и белой рубахе с шитьем из искусственного шелка (тоже тайваньской), с огромным висячим воротником и без единой пуговицы на груди. Он выглядел как сутенер, как наемный убийца, как неудавшаяся кинозвезда в своем стильном костюме кричащего, кичливо-желтого, вырви глаз, цвета. Вульгарность этого наряда была вопиющей, и от прошлой личности у Тревитта остались лишь его туфли, мокасины с кисточками приглушенного красно-коричневого цвета, потому что вся мексиканская обувь была на трехдюймовых каблуках и сделана из какого-то дерматина.
Было у Тревитта и еще одно сокровище, имевшее огромную важность: у него появился новобранец, номер второй в его агентурной сети. Бармен Роберто согласился работать на него. Оскар Меса вышвырнул парня за воровство, и тот, подобно многим латиноамериканским мужчинам, горел жаждой мести, la venganza, и грезил о славе. Он тоже испытывал трудности с репутацией: ему хотелось слыть крутым парнем, отчаянной головой, из тех, по кому сходят с ума все женщины.
Вот что рассказал Роберто: одна из его наименее приятных обязанностей в борделе заключалась в сортировке грязного белья, разборе полотенец.
– Шлюхи изводят уйму полотенец, – пояснил он, и Тревитт попытался сохранить непроницаемый вид, вспомнив, как Анита трудилась с таким полотенцем над его хозяйством.
– И угадай, что я нахожу вот уже третью неделю по вторникам?
Тревитт не смог или не захотел угадать.
– Бинты со следами гноя. Кучу лейкопластырей с прилипшими волосами. Окровавленное постельное белье.
– Может, кто-нибудь грубо обходился с девочками.
– Не настолько же.
– И откуда тогда все это?
– Я пытаюсь смотреть в оба. Интересно, куда ходит наша Мадонна по вторникам после обеда?
– Что еще за Мадонна?
– Баба, которая сидит наверху. Проверяльщица. Толстая и страшная. Она когда-то была не то медицинской сестрой, не то работала в больнице, не то еще что-то, не знаю. Она приглядывает за девочками.
Тревитт кивнул, думая об этом загадочном обстоятельстве. И в самом деле, куда ходит эта Мадонна?
Наступил вторник, и Тревитт, спрятавшись за дешевыми темными очками, в своем желтом костюме, сидел, развалясь, на скамье в знойной тени мимозы. Он расположился в небольшом скверике на углу улиц Пескуирика и Охоа, среди индейцев, крестьян, чистильщиков обуви, голодных, запаршивевших собак, редких полицейских и еще более редких взрывов хохота какого-нибудь сутенера и по совместительству водителя такси «Эксклюзиво». За спиной у него находились железнодорожные пути, усеянные битым стеклом, за ними, еще в сотне ярдов, «Каза де Джейсон», дальше «Руис Кортина», а с другой стороны к высокому утесу из песчаника притулился «Оскарз». Пыльный суховей трепал траву, тощие собаки и ребятишки шныряли туда-сюда, по улицам проносились раздолбанные мексиканские машины, битком набитые людьми. Небо было синим, солнце припекало.