Второй шанс адмирала Бахирева
Шрифт:
«Пронесло», – выдохнул я с облечением.
Нам в кормовую часть линкора попало две фугасные бомбы. Одна упала между третьей башней главного калибра и рострами. Пробив палубу, она взорвалась в коридоре между каютами, повыбивав почти все двери и взрывной волной наводя там страшный погром. Другая бомба попала между кормовой боевой рубкой и башней, если точно, то в площадку кормового мостика, снеся ее и коверкая. Вот поэтому палуба не была пробита. Однако эта бомба убила двух зенитчиков, находившихся на башне, троих ранила, двоих травмировала, их отбросило взрывной волной на палубу. Кроме них в корабль попали еще две зажигательные, но с возгоранием быстро справились, а вот с паникой, что произвела удушающая, не сразу. Когда разорвалась эта бомба, начиненная какой-то фигней, и кто-то истошно заорал «газы», все, кто был на верхней
Но налет на базу еще не закончился. Это мы успели выйти в море, за нами шли еще «Олег» с «Богатырем». Но вот почему другие не выходят? Понятно же, что в движущийся корабль труднее попасть. И почему «Гангут» и «Севастополь» до сих пор не снялись с якорей? На что они надеются?
V
– Промазали! – в сердцах выкрикнул Штрассер, видя, как в каких-то пятнадцати метрах позади линкора встал большой фонтан воды.
– Но мы же в него попали двумя бомбами, – возразил Клаус.
– Этого для него слишком мало, он даже не почувствовал. Нам всего-то не хватило секунды.
Тут он вспомнил, что на такую же секунду поспешил тот русский матрос, что выбил пулей из его рук бинокль.
– Курс на тот линкор. Лейтенанту Штикеру до него уже не достать, пусть ищет другую цель. Но вот где остальные, что-то их не видно.
Штрассер начал осматривать горизонт в поисках еще двух цеппелинов из его дивизиона, они должны быть на подходе.
На западе никого, горизонт чист. Он перешел к правому борту, осматривая горизонт на востоке, и вдали увидел цеппелин, который медленно приближался, преодолевая почти встречный ветер.
– И кто так промахнулся, придется поговорить с их штурманом, из-за этой бестолочи им теперь не меньше часа сюда против ветра выгребать. А что случилось с четвертым, куда его занесло, неужели они еще дальше проскочили.
А вот четвертому крупно не повезло, случился просто уникальный случай. Цеппелин L-13 под командованием капитан-лейтенанта Генриха Мати шел самым последним. Когда, по расчетам штурмана, они проходили линию русского дозора, сломался вал на кормовом правом двигателе. Решили было полет продолжить, но тут ветер поменял направление, и цеппелин начало сносить к югу, все попытки лететь к Гельсингфорсу не увенчались успехом. Оставалось два варианта: освободиться от половины полезной нагрузки и пробиваться к русской базе или поворачивать к югу в сторону курляндского побережья. Решили оставить только самую большую бомбу и четыре фугаски, остальное сбросить в море. Бомбы посыпались в море. И вдруг с поверхности моря кто-то выстрелил. В темноте они не заметили русский крейсер, это был «Громобой». Там подумали, что германец обнаружил их в темноте и бомбит, и открыли огонь. Того, что случилось после первого же выстрела, никто на крейсере не ожидал. В небе вспыхнул огромный огненный шар и стал падать в море. Снаряд попал в баллонет и там разорвался, водород воспламенился. Никто не выжил. Между тем на крейсере было всего две 47-мм зенитки, на них никто и не надеялся. Что можно сбить этой мухобойкой, кроме разве мухи, если в момент выстрела она решила заглянуть в ствол пушки.
Штрассер подходил к еще одному русскому дредноуту, этот не желал сниматься с якорей.
– Клаус, сколько и что у нас осталось после первой атаки?
– Шесть фугасных бомб, восемь удушающих и сотня зажигательных.
– Если все это вывалить точно на линкор, может, что-то и выйдет. Потопить не потопим, а серьезный урон нанести получится.
– Тогда нам опять придется опускаться ниже, а то с такой высоты не все бомбы попадут по линкору.
– Насколько мы поднялись после сброса более полутонны бомб?
– Сейчас тысяча восемьсот метров. Чтобы опуститься до отметки тысяча двести метров, надо еще две-три тысячи кубов газа выпустить.
– Исполнять. Идем на снижение.
Цеппелин приближался к линкору с носа. Корабль так и не предпринял попытки сняться с якоря. И у него, как и у предыдущего, на носовой башне стояло два зенитных орудия, и они стреляли по нему, но все мимо. Осталось минута или две, и бомбы упадут на него.
– Русские самолеты, – раздался крик одновременно с
– Держать курс на линкор, мы выполним приказ кайзера, они поплатятся за свой варварский налет на наш город. Клаус, половину зажигалок оставь на город, мы их там сбросим.
– Но, герр капитан, а самолеты русских?
– Пока огня не открывать, мы стравливаем водород, одна искра, и мы все влетим на огненном шаре в Валгаллу.
Бомбы посыпались на стоящий внизу русский линкор, который несколькими минутами ранее попал под удар лейтенанта Штикера. Лейтенант тогда добился четырех попаданий фугасными бомбами, от которых образовалось несколько очагов возгорания, и в довесок шестью с удушающей начинкой. На этот раз в корабль попало три фугаски, четыре удушающие бомбы и два десятка зажигалок, которые прибавили еще несколько очагов.
Потом на разборе полетов у командующего первым, кому поставили на вид «из рук вон плохую военную подготовку вверенной бригады», был начальник первой бригады линейных кораблей контр-адмирал Максимов. Следующим был капитан первого ранга Кедров. Он отхватил сполна, был снят с командования кораблем с формулировкой «За тяжелые повреждения линкора и большие потери в личном составе».
Как выяснилось впоследствии, это все из-за паники перед газовыми бомбами, что немцы сбросили вместе с фугасками на корабль. Многие матросы при вопле «Газы, германец нас травит газами!», прыгали за борт или запирались в нижних помещениях линкора. Поэтому линкор практически стал небоеспособным, он даже не мог сняться с якоря и дать ход, так как дежурная вахта третьего котельного отделения наполовину отравилась газами, попавшими в отсек вместе с подаваемым вентиляторами воздухом. Был и один положительный момент. В этом отсеке пострадали также два унтер-офицера, Г. Ваганов и Ф. Яцкевич, бывшие в этот день на вахте. Это их считали в РИ зачинщиками бунта на «Гангуте» в 1915 году. А тут, через месяц, вернувшись из госпиталя, они заделались такими непримиримыми врагами немцев, что в последующем на этом линкоре большевистской ячейке, что агитировала за окончание войны, было неуютно. Да и бывшие руководители той ячейки погибли при этом налете, а внедрение новой наталкивалось на враждебность основной массы экипажа. Это были те, кто испытал на себе эту утреннюю бомбардировку. Так что в этой реальности бунта на линкоре не произошло и не произойдет.
Подвергся бомбардировке и «Севастополь», его атаковал лейтенант Штикер после того, как не смог повторно выйти на «Гангут». Он увидел еще один русский линкор, который стоял на якорях возле Свеаборга, и после атаки попал в него двумя фугасками и несколькими зажигалками. Но и сам за это поплатился, один из шрапнельных снарядов разорвался рядом с его воздушным кораблем. Остальной груз он сбросил на крепость и стал уходить в сторону Моонзунда, преследуемый тремя русскими самолетами. Разрыв снаряда вблизи не прошел бесследно, были повреждены несколько баллонетов с водородом. Дирижабль начал медленно, но верно терять высоту. В надежде, что с увеличением скорости аэродинамическая подъемная сила возрастет, лейтенант Штикер приказал перевести двигатели на максимальный режим. Это на некоторое время выправило положение. Но преследующие его русские самолеты понаделали немало новых дырок.
– Выбросить за борт балласт, – скомандовал лейтенант.
Цеппелин поднялся еще выше, да попутный ветер помогал ему, русские гидропланы к этому времени уже повернули назад, оставив его в покое. Всего этого хватило на час, и цеппелин опять начал медленно терять высоту.
– Запчасти и бортпаек за борт! – скомандовал Штикер.
Но и этого было недостаточно. Тогда вслед за пайком полетели пулеметы, патроны, теплая одежда. Скорость снижения заметно уменьшилась, но шансы достичь ближайшей базы дивизиона таяли с каждым потерянным метром высоты. Штикер принял решение тянуть до ближайшей к ним земной тверди – к оккупированному немцами побережью Курляндии. Попутный ветер помогал подбитому дирижаблю быстрее достичь берега, увеличивая все шансы экипажа в борьбе за спасение своего воздушного корабля. Выбрасывать за борт было уже нечего. Отчаянно пытаясь облегчить дирижабль, команда избавилась от радиостанции, пустых топливных баков, поручней в рулевой рубке и даже деталей переднего двигателя, который к тому времени уже остановился из-за выработки топлива. Наконец, показался долгожданный берег, дирижабль буквально заполз на спасительный прибрежный песок.