Второй шанс

Марченко Геннадий Борисович

– К Тане пойдёшь? – спросила та.

– К Тане?

Блин, я и запамятовал, что лет с десяти меня стригла мамина подруга, Татьяна Сергеевна, которая ненавидела, когда её звали по отчеству, и даже меня заставляла называть её исключительно по имени и на «ты». Наверное, молодилась, хотя она и так была младше моей мамы на пять или шесть лет, это была вполне молодая и привлекательная женщина, которая работала в женском зале Дома быта «Пенза», а особенно привилегированных клиентов принимала на дому. Ну или хороших знакомых, таких, как моя мама и её отпрыск. Правда, и с хороших знакомых за обслуживание брала повышенную плату, но, насколько я помнил, стригла действительно хорошо, учитывая тенденции современной моды.

С 1980-го мне пришлось ходить в Дом быта –

Татьяна Сергеевна перестала принимать клиентов на дому. Как и ещё десятки её подельниц, она стала фигурантом так называемого «Дела парикмахеров». К счастью, отделалась условным сроком, но с перепугу решила дальше работать честно, во всяком случае в то время, как мне рассказала позже мама.

Всё началось в сентябре 79-го со звонка в милицию от женщины, отказавшейся назвать свою фамилию. Она сообщила, что на днях воспользовалась услугами парикмахерской в Доме быта, и при расчёте кассир выдала ей чек с нулями, а реально заплаченная сумма была написана от руки. С этого-то сигнала и началось прогремевшее на весь Советский Союз уголовное дело, в котором в качестве обвиняемых фигурировали 80 работников объединения «Пензоблпарикмахерские», но на скамье подсудимых оказались только 26. Один из руководителей области сказал следователям: «Не устраивайте мне здесь «нюрнбергский процесс». Поэтому в отношении тех, у кого доказанные хищения не превышали сумму в 2,5 тысячи рублей, дело прекращали.

На тот момент парикмахерская Дома быта, которой заведовала тренер сборной СССР по парикмахерскому искусству, считалась самым престижным и посещаемым салоном города Пензы. Здание располагалось сразу за обкомом КПСС, его сотрудники и жёны сотрудников, в том числе высокопоставленных, были частыми здешними посетителями.

Для проверки сигнала в парикмахерскую отправили 20 внештатных сотрудников и сотрудниц ОБХСС. Им вручили трёхрублевые купюры с надписью невидимыми чернилами «Расхитители в Доме быта». Сотрудники установили, что хищения государственных средств происходили следующим образом: клиент оплачивал стоимость услуги в кассу (предположим, за стрижку и укладку волос – 3 рубля 60 копеек), кассир же выбивал ему чек на 36 копеек, а затем от руки вписывал действительную сумму. Таким образом, на счётчике кассового аппарата не отражалась полная сумма, уплаченная клиентом. Получив поддельный чек, мастер обслуживал клиента, а выручку в свою рабочую карточку не вписывал, хотя обязан был это делать. Затем чек возвращался кассиру, и деньги делились между ним и мастером. С каждого похищенного рубля кассиру доставалось 20 копеек, а мастеру – 80. Обвинение подсчитало, что в общей сложности было похищено около 400 тысяч советских рублей.

Махинации проворачивались на протяжении четырех лет – с 1975 по 1979 год. Руководитель парикмахерской получила максимальный срок – 9 лет лишения свободы с конфискацией имущества, с лишением государственных наград. Одной из кассирш присудили 6 лет с конфискацией, а её двум коллегам – по 7 лет с конфискацией имущества. Несколько фигурантов получили по 2 года условно, в их числе и Татьяна Сергеевна.

Вот к ней-то мне и предстояло направиться, но постричься я решил после того, как в среду мы сделаем запись на телевидении. А в понедельник я посетил Совет ветеранов, где имел беседу с отставным полковником Шульгиным. Про ладошку на моём колене я не стал говорить, пусть ею теперь Козырев занимается, а вот про то, что какой-то Бузыкин ни в грош не ставит мнение заслуженных ветеранов, сказал, и Александр Тимофеевич заявил, что просто так этого не оставит. Надо будет, и до Ермина дойдёт. А таким, как Бузыкин, которые на чужом горбу хотят в рай въехать – не место в литературе.

– Ух, попадись он мне сейчас, – сжал свой ещё крепкий кулак ветеран и треснул им по столу так, что подпрыгнул письменный прибор из змеевика. – В бараний рог согнул бы мерзавца.

Воодушевлённый, я сходил пообедать домой и вернулся в училище, где Валентин сообщил, что он тоже хотел бы поучаствовать в процессе создания музыкальных произведений.

– Да бога ради, я ж никому не

запрещаю! А то что я, в самом деле, один за всех лямку тяну. В нормальной группе так и обстоит дело, когда каждый привносит что-то своё, вынося это на коллективное обсуждение.

Оказалось, что у Вальки есть две песни, о которых никто и не знал, хотя, по его словам, одну он сочинил ещё год назад, а вторую – когда стал участником нашего ансамбля. Та, прошлогодняя, была с толстым таким налётом попсы, но мелодия простая и запоминающаяся. Назвал её автор «Первый снег». Вторая под названием «Посвящение» представляла собой романтическую балладу, почему-то напомнившую мне не что иное, как «Fields Of Gold» [40] Стинга. Правда, слова к этой балладе были совсем уж детские, что-то вроде текста к моей «Франсуазе», но я всё равно удивлённо покачал головой:

40

https://www.youtube.com/watch?v=KLVq0IAzh1A

– Классная вещь, Валентин! Ты что же это свои композиторские таланты раньше скрывал?

– Да как-то считал, что песни так себе, – смущённо улыбнулся он.

– На будущее, народ, если кто-то считает, что его песни так себе – давайте сначала их послушаем, а потом уже будем делать выводы. А вот с текстом, Валя, надо что-то делать.

– Ну, это я так, на скорую руку, – ещё более смутился тот, почему-то покосившись в сторону Лены.

Хм, а ведь такие взгляд он на нашу клавишницу бросает не впервые. Неужто влюбился? В общем-то, девица хоть куда, пусть и немного не в моём вкусе, слишком уж разбитная. Но я не удивлюсь, если наш басист, закрывшись дома вечерами в своей комнате, сбрасывает под одеялом напряжение, представляя в этот момент Лену.

– Не знаю, получится ли сочинить что-то приличное, я же не поэт, – вздыхал тем временем Валентин.

– Ладно, не парься, эту часть я беру на себя, а автором песни всё равно останешься ты. Так, а теперь предлагаю пройтись по материалу, который мы собираемся исполнять на телевидении. И кстати, завтра после учёбы идём в драмтеатр.

– Зачем? – хором спросили мои музыканты.

– Ну не в этом же нам выступать.

Решать вопрос с костюмами пришлось через нашего Бузова (надо же, как у них похожи фамилии с Бузыкиным). Как-никак, на кону в том числе и честь училища, а мы придём на запись пусть и в приличных, но разношерстных костюмах. Наш директор вместе со мной ногами пришёл в драмтеатр, где договорился с его руководством, в итоге под личную ответственность Николая Степановича нам обещали подобрать что-нибудь подходящее. По поводу оплаты решилось быстро, Бузов сказал, что учащиеся нашего училища посетят следующую премьеру, тем самым внеся свои кровные в кассу драматического театра. То есть костюмы нам достанутся, собственно говоря, бесплатно.

На служебном входе нас тормознула бабуля-вахтёрша, которую мы оторвали от чтения «Вестника».

– Вы к кому, молодые люди?

Пришлось объясняться, после этого бабуля соизволила вызвать по телефону директора, Вячеслава Людвиговича Визи, который проводил нас в костюмерную, где познакомил с главным костюмером театра Ольгой Львовной.

– Итак, вам нужно подобрать одинаковые костюмы для записи на телевидении, – констатировала она, когда Визи оставил нас с ней наедине. – Мальчикам подберём, девочке тоже что-нибудь подыщем.

Ольга Львовна смерила каждого из нас профессиональным взглядом, затем, как показалось, удовлетворённо кивнула и целеустремлённо направилась к ряду вешалок. Покопавшись в них, извлекла на свет божий три одинаковых с виду костюма, представлявших собой серые с искрой жилеты, такого же цвета расклешённые брюки и белые рубашки с отложными воротниками.

– Это костюмы группы танцоров для одного из наших спектаклей, – пояснила она и стала раздавать нам одежду. – Примерь, вроде твой размер. А это тебе, ну и, надеюсь, тебе тоже подойдёт, парень… Только брюки могут быть длинноваты, подошью тогда на месте.