Второй шанс
Шрифт:
— Они просто поудаляют всех нас.
Мистер Майерс лежал на шкуре, полуприкрыв глаза, и говорил с ленивой снисходительностью. Как же мне хотелось треснуть старичка! Хотя какой он теперь старичок!.. У нас нет возраста…
— Может, поудаляют. А, может, и нет. Ведь мы же люди! Мы точно те же личности, которыми и были. Мы должны обладать юридическими правами!
— А я думаю, парень, все гораздо проще: у тебя суицидальные наклонности на фоне твоего переноса. Дело, конечно, в девице, которая досталась твоему братишке. А тебя он сдал на опыты и живет, не зная забот.
— Ах ты старый баран!
— Тихо вы оба!
Мы тут же замолчали. Поднимался
— К черту листовки, — сказал я.
А потом сказал, что нам нельзя сидеть взаперти на одном месте. Кусочек леса, в котором мы прятались до сих пор — лишь небольшая часть пространства, населенного, по-видимому, несколькими тысячами наших товарищей по несчастью (тут Гэри протестовал). Я нарисовал на листке общую карту местности и с помощью Фродо обозначил предполагаемое местонахождение города.
Я сказал, что наша сила должна быть в массовости нашего объединения, чей основной принцип — открытые двери для всякого, кто готов уважать человеческую личность, пусть даже и существующую в форме компьютерной модели. Я сказал, что наш совокупный урон составляет 6-36 единиц (без учета индивидуальных бонусов) и что при хорошей обороне мы уже сейчас могли бы попробовать дать отпор Тартару. Я сказал, что в отряде не будет приоритета прокачки для кого бы то ни было: условия одинаковые для всех. И вообще, прокачка не является нашим приоритетом, хотя ее важность для выживания отрицать, к сожалению, не приходится. Я сказал им, что восточнее лес заканчивается, а у реки стоит еще одна деревня — Черемухи, где есть кузница. Дальше дорога идет через земли, на которых могут встречаться игроки. Я не предлагал соваться туда пока что, но настаивал, что изучить восточную часть леса — наша обязанность. Лес — это лучшая защита, не зря новички появляются именно здесь: в лесу у каждого есть шанс. Еще я сказал, что с Тартаром нам повезло. Он, конечно, силен, но не очень умен. Впереди выборка из гораздо большего числа людей и что это будут за люди, мы не знаем. Но именно от этого зависит, навсегда ли в этом мире каменный век или можно попробовать что-то изменить? Потом я некоторое время жаловался на ногу, когда вдруг всплыло системное уведомление.
Если вкратце, то система информировала, что то, что я испытываю, — фантомная боль, не являющаяся частью игрового процесса.
Фантомная боль? Как у человека с ампутированной конечностью? Но у меня ампутировано все тело, а болит почему-то нарисованная нога, сделанная из пикселей, сшитая цифрами и покрытая текстурой кожи. Вот же чёрт!
В целом мое выступление имело успех. А Селена даже изобразила аплодисменты. Были подсчитаны наши ресурсы, поделены стрелы и в очередной раз озвучен порядок действий на разные случаи. К вечеру моей ноге немного полегчало, однако о том, чтобы вставать, нечего было и думать. Решили ночевать в лощинке без костра. Не слишком-то уютно, зато безопасно.
На следующее утро я проснулся рано. Нога почти не болела. Я внимательно разглядывал её и старался убедить себя в том, что никакая нога у меня на самом деле болеть не может! И система не транслирует в мой мозг никакого сигнала — это сам мой мозг убеждает меня в том, что моё тело еще существует. В виде проекции?
Я попробовал подняться. Наступать на ногу было страшно, казалось,
Лагерь был свернут, вещи в инвентарях. Мы шли через лес клином: я впереди, а по бокам и чуть сзади — Фродо и мистер Майерс. Остальные шли посередке, стараясь не шуметь. Еще в старом лагере мы тренировались подражать крикам разных птиц, чтобы использовать это в качестве сигналов, но, правду сказать, получалось у нас хреново. Когда Фродо подал сигнал «внимание», потому что засек что-то, что впоследствии оказалось семейством ежей, Селена тихонько засмеялась.
Мистер Майерс стоял под деревом и держал в руках гриб.
— Это белый гриб.
— Белый гриб?
— Один из самых вкусных лесных грибов. Набирайте в инвентарь.
Пока все занимались сбором грибов, Селена попросила у меня бумагу и перо. Она нарисовала несколько букв и напротив каждой — ноту и показала нам. Я не знал нот. То есть, я, конечно, могу спеть в караоке, если Яна меня туда затащит… Эх… Кажется, никто из нас не знал. Нет, оказалось, что Гэри К. тянет руку. Селена посмотрела на него с неудовольствием, но остальные качали головами. Тогда она протянула бумажку Гэри. Тот взял и посмотрел на нее. Селена ткнула в него пальцем и приложила ладонь к уху, а потом пропела несколько нот.
Языковой барьер блокировал именно речь, перемешивая звуки в полную бессмыслицу. То же относилось к большинству междометий — система не без повода полагала, что они также могут выступать единицей общения. Причем звуки перемешивались не одинаковым образом, а совершенно произвольным, поэтому изучить языки друг друга без помощи системы было невозможно. Но вот ноты... Селена запела, не используя слов. Кажется, это называется вокализ. Голос у нее был красивый, звучный. Гэри сперва глядел в бумажку, потом поднял глаза на нее и закивал. Потом пропел те же четыре ноты своим высоким, не очень чистым тенорком. Селена улыбнулась и снова склонилась над бумагой. Через полчаса они уже обменивались с Гэри музыкальными посланиями. И надо сказать, что придумала она весьма ловко, даже остальные довольно быстро начали выхватывать отдельные куски смысла.
У Селены был лук, но она заявила, что стрелять в живых существ, а тем более в людей, она не собирается. Она была вегетарианка и пацифист, и решительно осуждала любое насилие. На мой осторожный вопрос, стоит ли так заморачиваться, это ведь все-таки игра, она ответила, что это дело принципа. Мы же переживаем за собственную жизнь? Почему бы тогда бережно не относиться к любым её формам? Уровни ее не интересовали. Я все же уговорил ее не выбрасывать лук, упирая на то, что он может потребоваться для защиты.
Путь по лесу тянулся медленно. Из бесед с Фиалкой и рыбаками я знал, что он тянется на восток на два-три дня ходу. Но мы-то шли не дорогами. Тропинок в лесу много, но у них часто свое мнение насчет того, куда нужно вести. Мы шли не слишком быстро, и я всеми силами старался приучить товарищей к тому, что по лесу надо идти тихо. Двенадцать ног — это очень много лишнего шума. Селена постоянно задерживала наше продвижение, вслушиваясь в пение птиц, а потом сама превратилась в одну из них. Её посвисты звучали так правдоподобно, что я подумал, что это даже скорее добавляет нам маскировки, чем убавляет.