Второй шанс
Шрифт:
«– Как бы ты завопила, если бы твой сын захотел жениться на мне?! – зло подумала Эрика и, представив эту картину, скривилась от распиравшего ее смеха. – Невеста без роду, без племени, да еще с помойки! Пусть твоя кума, тетка Клава, радуется, что девушка из детдома, а не с мусорной свалки, как я!»
Вслух, конечно, Эрика этого ничего не сказала, но себе пообещала не разрушать любовь молодых – пообещала не из чувства доброты или сострадания (этих чувств она давно ни к кому не испытывала, по крайней мере, сколько себя помнила), а пообещала из вредности (этого в Эрике было с избытком). Хорошо бы еще припугнуть куму тетки Клавы: сказать, что если она будет плохо относиться к невестке, то помрет раньше времени! Вот бы посмотреть на их встречу после такого
Но об этом Эрика только помечтала.
Гадая на картах, она никогда не обманывала: говорить правду всегда легче – сказала и с плеч долой, пусть человек сам разбирается, что ему с этой правдой делать. К тому же Эрика точно не знала, зачем кем-то сверху ей был дан Дар предвидения – всем клиентам она говорила одну и ту же фразу, возникшую в ее голове после первого же предсказания:
«– Вы получили шанс еще при жизни исправить зло, содеянное вами».
Прислушивались ли люди к ее словам и исправляли ли они это «зло, содеянное ими» (каждый сам ведает свои грехи), Эрика не знала. Да, если честно, знать не хотела – неуемное женское любопытство напрочь отсутствовало в ее душе, как, впрочем, и многие другие чувства: заледеневшая душа ее мало походила на клокочущий трепещущий сгусток чувств и энергии, скорее на бесформенную каменную глыбу, неожиданно застывшую и неизвестно откуда возникшую у нее внутри. О том, что жить с такой каменной тяжестью в душе невозможно, Эрика не задумывалась – да она и не жила вовсе, а просто выживала, а для выживания это как раз было очень удобно: все направлено на одну цель, и не надо отвлекаться от нее на собственные чувства.
Это уже потом, спустя месяц, много думая (она была умная и рассудительная) о своем Даре и анализируя свои разные предсказания, она поняла, что Дар ей дан кем-то сверху не просто так (для зарабатывания денег, например), а для того, чтобы указать человеку на его грех и «показать» или рассказать ему о его «ближайшем будущем», которое он может изменить, если захочет, «исправив» свои «ошибки» или искупив свой грех.
О как!!!
Поначалу Эрике было сложно разобраться в этих «показах», «рассказах», грехах, изменениях и искуплениях, а потом, поднаторев в гаданиях на картах (сравнивая «виденное» прошлое-настоящее-будущее в раскладах и «виденное» прошлое-настоящее-будущее при помощи своего Дара: она брала человека за руки, касаясь своими ладонями его ладоней и «видела», как в кино, его прошлое, настоящее и «ближайшее» будущее, которое можно изменить, «далекое» будущее она не видела, зато она могла «показать» человеку его жизнь, держа его за руки и глядя ему в глаза) она сравнивала, делала выводы, а потом, чтобы не путаться и не мучиться, разделила свои «гадания-предсказания» на три этапа: гадание на картах – сто рублей; гадание на картах и предсказание прошлого и будущего по руке – тысячу рублей; а вот «показ» человеку его прошлого-настоящего-будущего целых пять тысяч, но делала она «показ» очень редко, после него болела голова, ощущалась слабость во всем теле и приходилось долго отдыхать…
Наконец, тетя Клава выговорилась, вышла из палатки и, как обычно, постояла немного у двери, слушая, как Эрика закроет изнутри дверь на засов. Поудобнее перехватила тяжелые сумки и быстро пошла к своему дому.
А Эрика выждав несколько минут в напряженной тишине, погасила свет, открыла дверь, неслышно выскользнула из палатки, обогнула угол и, откинув размокшую коробку, жадно схватила свою никем не взятую добычу. Теперь она могла успокоиться и не бояться за нее!
Снова закрывшись в палатке на засов, Эрика включила тусклую лампочку и уже при свете стала внимательно рассматривать одежду и содержимое сумки мертвой девушки.
Одежда была дорогая, приятная на ощупь, правда, немного испачканная землей, но Эрика быстро справилась с этой неприятностью, потерев грязные места чистой тряпочкой, смоченной минералкой. Она аккуратно разложила одежду на сигаретные коробки подсохнуть и придвинула к себе дорогую блестящую сумку. Раскрыла ее, по одной стала доставать из нее вещи и раскладывать перед
Вещей в сумке было много, но то, что она вынула последним из бокового кармашка сумки, заставило ее задрожать от радостного возбуждения – в руках у нее оказался паспорт! Настоящий российский паспорт с фотографией и пропиской!
Как давно Эрика мечтала о таком документе!
Рука девушки машинально потянулась к бутылке с пивом, но она вовремя сообразила, что пиво для нее сейчас самый большой враг, и отдернула руку.
Алкоголь резко менял ее настроение – делал Эрику агрессивной, злой и отрешенной, пытающейся вспомнить свое прошлое, а наказанием за эти попытки вспомнить была накатывающая огромной, безжалостной волной головная боль. Отодвигая реальность на край сознания, боль туманила безумством остановившиеся глаза, заполняя возникшую пустоту ослепительными, трепещущими сгустками воспоминаний и протыкая мозг раскаленными прутьями. И тогда Эрика стискивала голову руками, боясь, что та от непереносимой боли расколется пополам, и, качаясь вперед-назад, словно китайский болванчик, начинала подвывать, пытаясь заглушить надвигающуюся волну боли и собственные страхи перед ней.
Возможно, из-за этого животного воя и устрашающе безумных глаз во время этих кратковременных приступов, ее никто и не трогал из помоичной братии, считая ее в таком состоянии способной на все (в том числе и на убийство); а возможно, не трогали Эрику из-за покровительства Кольки-Прыща, делавшего такие «клевые» наколки, что диву давались видавшие виды зеки – даже самые простые наколки под умелыми Колькиными руками превращались в произведения искусства с четкими линиями и готическими каллиграфическими надписями. Но Эрике хотелось думать, что «местные» не трогали ее из суеверного страха и уважения, если не к ней, то к ее картам и предсказаниям уж точно – в ее руках бумажные картинки, как бы, оживали, открывая ей людское прошлое и будущее – к ее предсказаниям прислушивались, их побаивались, но даже недоверчивыми и скептически настроенными воспринимались всерьез. Никто не знал, что карты были совсем не главными в ее «гаданиях-предсказаниях», а были лишь привычным атрибутом гадания, и совсем даже не карты «показывали» ей «грехи» и будущее человека…
Держа в руках паспорт мертвой девицы, Эрика испытывала, прямо, таки, физическое удовлетворение – с каким наслаждением она теперь сунет в нос курносому зазнайке-полицейскому настоящий документ с пропиской и фотографией и с удовольствием посмотрит на его реакцию!
Теперь то ей не надо будет ни от кого убегать!
Это раньше она убегала от него – такого важного и строгого, при исполнении служебных обязанностей – а теперь фигушки!
Это раньше, когда он высокий и плечистый входил в вагон с напарником и контролером и спрашивал «документики» у кого-нибудь из пассажиров, сердце ее тревожно замирало от знакомого баска, а потом начинало биться, как сумасшедшее, в предвкушении «опасной погони».
У нее он «документиков» никогда не спрашивал – просто, увидев ее яркую цветастую юбку и красный платок на голове, хмурил брови, заливался краской гнева и пытался поймать девку-гадалку, занимающуюся «не санкционированными действиями» в общественном транспорте, то есть в электричке – догони он ее, то обязательно отвел бы в отделение транспортной полиции для выяснения личности и «наложении» денежного штрафа.
Вот так с его стороны все было серьезно!
Смешно! Для выяснения личности!
Если бы она сама знала свою личность, то уж точно не околачивалась бы на вокзалах и платформах, а первой же электричкой поехала бы домой!
Домой!
Какое манящее, непривычно безопасное слово!
Дом! Это большая кровать с чистым выглаженным бельем, огромной, мягкой подушкой и толстым, теплым-претеплым одеялом… а еще там можно ходить босиком по чистому полу… и мыться сколько хочешь… и лежать в горячей, пенной ванне с пузырьками… и радужная пена, шурша, тает, неспеша оседает, и уставшее тело размокает в горячей воде, расслабляется, наполняясь покоем и блаженством…