Второй шанс

Липницкий Николай

– Что значит, пока? – даже отставил свой стакан с виски Верёва.

– Пришельцы, рано или поздно, поймут, что их защита не работает, и будут искать меры противодействия. Думаю, скоро следует ожидать чего-то нового.

– Что ещё можно придумать? – возмутился Курок. – Итак, каких только гадостей не напридумывали. Вон, сколько их мы на полигоне покрошили.

– Ага, – рассмеялся Тула. – Уж, в этом пришельцам не откажешь. Ну и фантазия наших кураторов.

– Это, как, фантазия? – не понял я.

– А так. Чем больше ситуаций отрабатываем,

тем с меньшими неожиданностями столкнёмся.

– То есть, все эти монстры, с которыми мы бились на полигоне, могут и не существовать вовсе?

– Конечно! Нашим потомкам и платформ за глаза хватило, чтобы поглубже в землю зарыться и не отсвечивать. Мы не знаем, с чем завтра столкнёмся. Почти каждый выход что-то новое. Но задачу свою мы должны выполнить.

– А БТРы? – поинтересовался я. – Зачем они нужны? Против инопланетных технологий они, вообще не пляшут.

– Это, просто поддержка огнём на первом этапе. Ну и, если повезёт, средство доставки нас в район операций. Естественно, что долго они не продержатся. Но, хоть какое-то средство усиления. У потомков одни флаеры и глайдеры. Они же по земле давно ездить разучились. А падать мне, как-то, не хочется. По низу, оно, надёжнее будет. Кстати, такое впечатление, что наши радиопереговоры пришельцы тоже не прослушивают.

– Это, почему?

– Наверное, они, уже, давно забыли, что такое радио, а связь у них основана на других принципах.

– Да уж. И не знаешь, что лучше – прогресс или наша отсталость.

– Зато, какая у нас экипировка!

Экипировка, действительно, была, что надо. Как вспомню, в чём мы в Афгане воевали, так вздрогну. Допотопные стальные каски времён Великой Отечественной войны, неудобные бронежилеты, тяжёлые ватные бушлаты и берцы, совершенно неприспособленные для горной местности и долго не живущие. А, уж, ощущения попавшего под коленку или локоть острого камешка в разгар боя, вообще, не передать.

А тут, лёгкие и прочные полевые комбинезоны с терморегуляцией, на которые по настоянию Тулы нанесён пиксельный камуфляж, композитная броня, почти ничего не весящая и не сковывающая движения, прочные полусапожки с умной застёжкой, охватывающей лодыжку так, что обувь на ноге не чувствуется, а в подошвах заложено ещё немало различных примочек, тактический шлем-сфера с гарнитурой внутреннего радиообмена и необходимой информацией, выводимой на лицевой щиток. Короче, в такой экипировке воевать можно.

Я шёл вдоль бетонки третьим в колонне, контролируя стволом автомата правый сектор. Следом – Верёва, так же, как и я, удерживал левый. В середине колонны Самоделкин с маленького, размером с планшет, пульта, управлял дроном, непрерывно жужжащим где-то наверху. Справа и слева, скрытые за холмами, двигались ещё две колонны, а сзади, в километре, нас страховала резервная группа на БТРах. Картина маслом: подразделение на боевых. Не знаю, перетащили ли наши потомки эти машины из нашей реальности, или смогли воссоздать

технологию уже тут, но это были новенькие БТР-90.

– Противник на одиннадцать часов! – сообщил Самоделкин. – Восемь платформ!

Радужный, переливающийся плазмоид сверкнул в небе, дрон испарился, буквально, на глазах, и наш оператор, разочарованно чертыхнувшись, закинул пульт в чехол на бедре.

– Всё. Сбили наши глаза.

– К бою! – скомандовал командир моего отделения Чёрт.

Мы рассыпались на боевые двойки, автоматически выбирая укрытия. Теперь, сами. Только, общая координация по рации. Платформы вынырнули над чередой холмов спереди и с ходу атаковали нас роем плазмоидов. И всё завертелось, как в каком-то сумасшедшем калейдоскопе. Прикрывая друг друга, мы с Верёвой крутились, словно корабельная зенитная установка. От попадания пуль плазмоиды взрывались, но, тут же, на их месте возникали всё новые и новые.

Сзади, из-за наших спин потянулись трассы выстрелов 30 миллиметровых автоматических пушек, установленных в башнях БТР-90, и шесть платформ вспухли, утонув в облаке раскалённых газов. Две оставшиеся резко спикировали к земле, выровнялись на высоте пяти-шести метров и застыли, приподняв вверх передние части.

– Ложись! – заорал Верёва и нырнул в первое попавшееся углубление в земле.

Мне, в принципе, и напоминать не стоило. Чисто на автомате я рухнул в промоину и уткнулся лицом в пыль. Надо мной с надрывным гудением пронёсся гравитационный удар такой мощности, что меня вдавило в землю с огромной силой. Такое ощущение, что на спину бетонную плиту уложили. Отплёвываясь, я поднял голову и оглянулся. БТРы разметало, и они валялись бесформенными кучами. Похоже, остались мы без поддержки брони. Как там, пацаны? Сильно побились? Медицина, конечно, у потомков, хорошая, только, всё равно больно, когда переломы множественные.

Ну, раз брони нет, придётся самим. Я побежал по склону, стараясь укрыться за кронами небольшой группки деревьев, растущих на склоне. Верёва рванул за мной, и мы, прыгнув в овраг, ударили в два ствола по правой, надвигающейся на нас, платформе. Платформа дёрнулась, задымила и рухнула неподалёку, разбрасывая по земле остатки каких-то деталей и механизмов. Неподалёку рухнула вторая, подбитая кем-то из отделения. Откуда-то слева раздалась частая стрельба, и в небо потянулись трассера. Я присел на одно колено и огляделся.

– Что там? – опустился рядом Верёва.

– Сам не пойму. Мужики с кем-то сцепились.

– Пошли, поможем?

– Не спеши. По рации команды не было. У нас своё направление. Смотри. Вон там, что?

– Ого!

Действительно, ого! В метре над землёй, огибая складки местности, на нас надвигались два разлапистых механизма, похожих на металлических крабов, диаметром метров в двадцать, выжигающих впереди себя всё подряд ослепительно белыми лучами, расходящимися конусом из широко расставленных клешней. Нам о таких не рассказывали.