Второй шанс
Шрифт:
Одностороннее воздействие они изучали параллельно с ментальными блоками. Точнее, технология блока была в принципе одна для всех видов воздействия, и они учились применять её сначала против чтения эмоций, затем против чтения мыслей, а в середине декабря после короткой лекции о воспоминаниях Шенди дала им несколько предостережений и поставила в пары для отработки. К этому моменту Альберт понял, что тренироваться в паре с Мартой – удача, а не проклятие, ведь только с сильным соперником можно быть уверенным, что твой блок сработал, потому что ты правильно его поставил, а не потому что твой противник даже не смог нащупать эфир. Но с другой стороны, с куда большей вероятностью его жалкий блок будет сметён, поэтому сейчас,
Из единственного интересовавшего его раздела истории – истории магических войн – Альберт извлёк для себя полезный образ обороняющейся крепости. Против физических атак это никак не помогало, но вот ментальная магия строилась на визуализации, любым действием получалось овладеть, только подобрав к нему удачную зрительную ассоциацию. Так что сейчас Альберт готовился стать крепостью. Марта чуть заметно улыбалась бледно-розовыми губами – враг коварен и изворотлив, но эти стены так легко не взять!
– Подожди-ка. – К ним подошла госпожа Шенди и тронула Марту за плечо. – Давай лучше я попробую потягаться с Альбертом, а ты иди к Зое.
Марта напоследок ободряюще улыбнулась и отошла, а Альберту пришлось заново собираться с духом и настраиваться. Госпожа Шенди выглядела такой же милой и безобидной, как Марта, но Альберт подозревал, что это характерная черта всех магов эфира – чтобы усыплять бдительность.
На самом краю зрения замерцали первые искорки – на стену крепости вышел великий чародей и начал плести защитное заклинание. Но стоило только взглянуть в глаза преподавательницы – зеленоватые, с чуть задранными кверху уголками, спокойные и понимающие, – и она уже была у него в голове. Да как!
Альберт скрежетнул зубами и усилил блок – сдаваться рано. Ничего, этот раунд он часто проигрывал. Ему не удавалось подчинить эфир настолько, чтобы создать настоящий жёсткий щит, – скорее он размягчал почву вокруг своей крепости, превращая её в болото, в котором замедлялось и вязло вражеское войско. Против одноклассников этого иногда хватало. Шенди смогла добраться до цитадели его сознания, но это ещё не конец. Надо только усилить блок.
Вдруг величественная картина штурма самопроизвольно сменилась совсем другой: заставленная безделушками полка в шкафу, почти как в доме, где он рос. Только у тётки на полке хранились одиночные пуговицы, декоративные свечи, которые никогда не жгли, статуэтки, использованные артефакты, синяя бутылка, маленькая шкатулка с расписной крышечкой – целая сокровищница, как им казалось в детстве, они могли часами перебирать драгоценный хлам, придумывая захватывающие истории старых вещей, когда взрослых не было дома, потому что, застань их за этим занятием тётка, раскричалась бы, что они что-нибудь разобьют или потеряют. А здесь… он никак не мог разобрать, что это были за предметы, но знал, что невидимая рука сейчас возьмёт один из них, тот, что зовёт, будто сам притягивает руку, просит, чтобы его рассмотрели… Нет, только не его. Только не его!
Видение полки с безделушками длилось меньше мгновения. А картина, возникшая следом, была ему слишком хорошо знакома.
Дождь ледяными гвоздями бьётся в макушку, врывается за шиворот, жалит лицо и руки. Так холодно, что он не чувствует ног, иначе бежал бы отсюда, не разбирая дороги, оскальзываясь на крови, пока не рассеялся бы вонючий дым. Но он бы всё равно не убежал. Не от безликой чёрной тени, сотканной из дыма и крови. Тень неподвижно стоит за спиной, просто стоит, а его выворачивает рёбрами наружу, словно так можно вернуть долг, бросить в чёрную пасть всё, что у него есть. Забери, забери то, что я взял, я не хотел, я не хотел!
Его так крупно трясло от холода, что с трудом получалось дышать. Потом
Кто-то тормошил его за плечо.
– Эй, Альберт, урок закончился. – Он узнал голос Леофа. – Госпожа Шенди говорит, что тебе нужно отдохнуть, давай отведём тебя в комнату.
– О… спасибо, я дойду.
– Я всё равно забыл там тетрадь по политологии.
– А что, следующая – политология? – добавился недовольный голос Бренги. – Может, ну её? Посидим у себя, чайку попьём. Видно же, что Альберт переутомился.
– Да я…
– И не удивительно, – не дал запротестовать Леоф, – я сам чуть не сплю на ходу, только мысль о каникулах на ногах держит.
– Перед каникулами ещё Солнцестояние! – напомнил Бренги, под руку поднимая Альберта из-за парты.
– На любителя мероприятие. – Леоф подхватил с парты ручку и тетрадь.
– Это потому что ты в непотребствах не участвуешь.
Альберт безропотно позволил тащить себя по коридору.
– А Альберт вообще не приходит отмечать.
– Но в этом-то году придёт, правда, Альберт?
Он кивнул, потому что это казалось проще, чем помотать головой.
Вместо привычного ровного света вечернюю тьму в столовой разгоняли сотни маленьких огоньков под потолком и вокруг высоких окон. Столы сдвинули вдоль стен, освободив середину помещения, и накрыли белоснежными скатертями. Такие нехитрые изменения преображали зал до неузнаваемости.
– Зря ты раньше не ходил, – заметил Бренги, макая наколотую на шпажку фрикадельку в жидкий брусничный соус. – Хоть раз можно пожрать нормально.
И в самом деле, в теснившихся на столах тарелках, блюдах, мисках, розетках и соусницах не обнаружилось ни овсянки, ни тебе омлета или тушёной капусты. Капуста была разве что квашеная, пересыпанная праздничным пурпуром брусники, а соседствовали с ней острый маринованный папоротник, тушёный пастернак, жареный морской язык, креветки, несколько видов мяса, грибы во всех вариантах приготовления, орехи, сушёные фрукты и разнообразные конфитюры. И по три кувшина вина на каждом столе, разбавленного, но никто же и не думал напиваться в столовой вместе с учителями. У четвёртого курса были большие планы на неофициальную часть Зимнего солнцестояния.
На официальную часть Альберт сходил на первом курсе, убедился, что празднование в школе ничем не лучше приютского, и больше не присоединялся, и никто его не уговаривал. А в этот раз уговорили, и он пока не понимал, жалеть об этом или нет.
Зачерпнув из бронзовой вазы горсть кедровых орешков, он разглядывал студентов и преподавателей, собравшихся группками вдоль столов. Никакой особой парадной одежды от студентов не требовалось, но многие принарядились по своему усмотрению. Сам Альберт об этом не подумал, оставшись в свитере и джинсах, которые надел с утра, и был рад, что хотя бы Леоф, Ян и Томар тоже выглядели буднично. Ве не упустил случая впечатлить всех традиционным костюмом своего народа, выглядевшим, по всеобщему убеждению, как платье длиной до щиколоток с богато вышитым фартуком и широкими рукавами. Альберт уже знал, что это одеяние ни в коем случае нельзя называть ни платьем, ни юбкой: Ве серьёзно предупредил, что за это башку свернёт. В ответ на резонный вопрос, а как же тогда его называть, он пытался научить их тмерийскому слову, но половины звуков из него не существовало ни в каком другом языке, поэтому одноклассники решили вовсе обходить его костюм молчанием.