Второй шанс
Шрифт:
— Помнишь, ты спрашивал, где я раньше терпела фиаско?
Он кивнул, покручивая кастрюлю над огнем:
— Ну, кажется, в общении с людьми, верно?
— Да, а еще не удержала родителей от развода. Это и есть главный провал.
Боже, как долго я скрывала от себя горькую правду! Задвигала в тайные уголки сознания мучительный вопрос, ответ на который никогда бы не решилась произнести вслух. Но вот услышала краем уха скандал, разгоревшийся между отцом и Хайди, и суровая проза жизни обрушилась на меня с новой силой: нелепые ужины с обидными препирательствами, ощущение напряжения, постоянно
Я моргнула — по щеке покатилась слезинка. Три года неимоверных усилий разлетелись вдребезги за одну ночь. Не говоря уже о пережитом унижении и стыде!
— Эй, Оден! — позвал Илай.
Он держал в руках коробку с воздушным рисом, и, не решаясь взглянуть ему в глаза, я сфокусировала смущенный взгляд на веселых мультяшных героях, изображенных на упаковке вокруг огромного блюда с рисом.
— Извини, — пробормотала я. Без всякой причины, несмотря на попытку отвлечься веселой картинкой, по щекам текли слезы. — Просто… Я больше не думала про это, но, когда клала газету на крылечко, услышала, как они опять ссорятся. Это так…
Илай отложил коробку с рисом и встал напротив. Нет, он не обнял, даже пальцем ко мне не притронулся. Просто стоял рядом, и этого было достаточно, чтобы почувствовать поддержку.
— Кто ссорился? — поинтересовался он.
— Папа с Хайди. — Я сглотнула комок в горле. — Все пошло наперекосяк с рождения Изби, а сегодня они разошлись не на шутку.
Господи, слезы текут не переставая. Голос дрожит, прерываясь на частые всхлипы. Да что это со мной?
— Если люди ссорятся, это не значит, что завтра они разбегутся, — философски заметил Илай.
— Знаю.
— Мои родители тоже часто скандалили. Просто разряжают обстановку, понимаешь? Это лучше, чем копить в себе обиды.
— Может, и лучше, но папа уже делал так.
— Люди меняются.
— Или нет, — печально заметила я, найдя наконец в себе силы заглянуть в прекрасные зеленые глаза с длинными ресницами. Помните, говорила, что у Илая всегда напряжение на лице? Сегодня его нет, ни капельки! — Иногда люди совсем не меняются.
Мы молча застыли друг против друга в маленькой квартирке над гаражом, посреди летней ночи. Интересно, если вдруг кто-то взглянет вниз из иллюминатора пролетающего мимо самолета, заметит ли он единственный огонек в темноте? А если и заметит, то задумается ли о судьбах людей, которые его зажгли? О людях из соседних домов? Вряд ли. Мир живет своей жизнью, день за днем, час за часом. И нисколько не странно, что, подчиняясь законам мира, в столь позднее время все спят, кроме тех, кому одиноко и грустно.
На плите зашипело и забрызгало раскалившееся масло. Илай обернулся через плечо:
— Упс! — Он кинулся к кастрюле и снял с огня. — Одну секунду, я только закончу.
Я вытерла мокрое от слез лицо:
— Над чем ты там колдуешь?
— Готовлю воздушный рис.
Что?! Это же смешно! Смешно и нелепо, впрочем, как и все нынешней ночью. Нет, все-таки не успокоюсь, пока не узнаю.
— Зачем?
— Мама всегда готовила воздушный рис,
Он резко замолчал, а я, оглядев комнату с простой кроватью и одним-единственным стулом, подумала о ярком огоньке, который будет сиять для кого-то всю ночь.
— …замечательно, — договорила я за него. — Просто чудесно!
В мире нет места совершенству, но приготовленный Илаем воздушный рис оказался близок к нему, как ничто другое. Устроившись на полу и используя единственный стул вместо стола, мы съели половину кастрюли и выпили по внушительной кружке кофе.
— Дай догадаюсь сама. — Я поставила кружку на пол у ног. — Ты минималист.
Илай медленно обвел глазами комнату, а потом повернулся ко мне:
— С чего ты взяла?
— Илай, у тебя всего один стул.
— Да. Это потому, что вся мебель в старой квартире принадлежала Эйбу.
Наверное, не стоило продолжать затронутую тему, тем более что имя Эйба в его устах звучало как-то мрачно, особенно зная всю историю. Зачем только я переспросила?
— Серьезно?
— Да, — откинулся Илай, соскабливая прилипшую крошку риса со стенки кастрюли. — Как только появлялись деньги, он сразу тратил их на покупку разной чепухи и тащил в квартиру. Огромнейший телевизор, поющую рыбку…
— Что еще за поющая рыбка?
— Ну, это пластмассовые сувениры. Вешаешь на стенку, а когда проходишь мимо, они поют! Видала такие? — Я с непониманием уставилась на него. — Ох, тебе повезло. Рыбка превратилась в символ нашей квартиры. Эйб повесил ее на дверь, так что она пела постоянно, и всем приходилось ее слушать.
— Наверное, было весело? — улыбнулась я.
— Ну, я бы так не сказал, — покачал головой Илай. — Кроме того, Эйб настаивал на покупке сплетенных из ротанга стульев с мягкими подушками вместо сидений. Я предложил купить обыкновенный диван, но нет. Мы приобрели ужасную софу, в которую гости проваливались. Вылезти без посторонней помощи никому не удавалось, поэтому приходилось вытаскивать их, словно мы работаем спасателями.
— Да ладно!
— Серьезно. Хотя временами было смешно, — вздохнул он. — А чего стоила гидрокровать! Эйб утверждал, что всю жизнь о ней мечтал. Даже когда она протекала и доставляла кучу проблем, он не признавал своей неправоты. «Должно быть, что-то пролил», — говорил он, или: «Я просто потянул мышцу в велопарке!», при этом прихрамывая, как старичок, и вполголоса бормоча проклятия. Всю ночь метался по кровати, пытаясь найти удобное положение, а мне приходилось выслушивать бесконечный плеск.
Я засмеялась, поднимая кружку:
— Так чем закончилась история? Он все-таки сдался?
— Нет. Он умер.
Об этом я знала, но слова Илая вызвали шок.
— Извини, я…
— Так всегда бывает! — покачал головой Илай. — Все рассказывают истории, вспоминают на похоронах и после: «Ой, помнишь то, помнишь это, а потом еще». Но конец у историй всегда одинаковый — он умирает. Так будет всегда. К чему тогда вся суета с рассказами?
Мы оба помолчали, а через секунду я предположила: