Вторжение драконов. Последняя битва

Хеннен Бернхард

— Я благодарил богов, что они вернули тебя мне.

— Это были не боги, — решительно возразила она. — Как раз наоборот.

— Но я не стану шептать молитв, обращаясь к демонам.

— Возможно, мир стал бы лучше, если бы мы могли это сделать?

Артакс поднял руки, словно бы защищаясь.

— На сегодня я доволен, целиком и полностью, поскольку благодаря тебе эта комната стала лучше, — он пожирал ее взглядами. Ее стройное, сильное тело. На ней была красная туника, доходившая ей ровно до середины бедра: это было результатом их последней, короткой ссоры. Прежде она носила только брюки для верховой езды, широко распространенные среди народа ишкуцайя. Это тревожило его. Она из этого народа, и если кто-то догадается об этом, то сумеет угадать и то, кто

скрывается под личиной кухарки, пробравшейся в постель бессмертного.

Он сознавал, что о них обоих очень много судачат. И есть немало людей, которые желали разрыва связи кухарки, прекрасно разбирающейся в лошадях, и самого могущественного человека на свете.

— И какую же молитву услышу я? — хитро усмехнулась женщина.

Артакс взял ее за руку, поцеловал, кланяясь нарочито низко.

— Дозволено ли мне будет вознести вместо молитвы хвалу вашей красоте, о дама моего сердца?

Она рассмеялась своим звонким безудержным смехом, перед которым просто невозможно было устоять.

– Какая напыщенная глупость! — И с этими словами она прижала его к себе и страстно поцеловала.

Закрыв глаза, он полностью отдался во власть ощущений, охотно позволил потянуть себя в сторону огромной кровати. Ее рука развязала его бесшовную юбку и быстро нашла то, что скрывалось под ней.

— Я скучала по тебе, — прошептала она.

— А я думал, ты лошадей любишь.

— Это днем, — очаровательно усмехнулась она. —А ночью мне нравится глупый мул, который пытается вынести все неприятности империи на своих плечах, — она откинулась назад, увлекая его за собой на постель.

Падать он мог только с ней. Правитель крепко прижал женщину к себе. Еще в юности он придумал себе женщину и дал ей имя: Альмитра, и никогда даже надеяться не смел, что в реальности все будет намного чудеснее.

Шайя стянула с себя тунику, снова поцеловала его. Еще более страстно, чем обычно, словно собираясь съесть его целиком. Вдруг посерьезнев, она вдавила его в подушки, села сверху, долго и пристально вглядывалась в лицо, словно бы запоминая его навсегда. Обычно она вела себя иначе. Кажется, что-то ее тревожит.

— Плохой день на конюшне? — Та лишь фыркнула в ответ.

— Разве может быть день хорошим, если где-то поблизости крутится Хамура.

Артакс застонал. Она не впервые жаловалась на шталмейстера. Хамура был мужчиной гордым и тяжело отнесся к тому, что вдруг какая-то кухарка стала ухаживать за королевскими лошадьми — и неважно, что она прекрасно с ними управляется.

— Что он сделал на этот раз?

— Он бьет лошадей, — вырвалось у нее. — Я видела ссадины... Негодяй. Он... — И вдруг она улыбнулась своей обычной улыбкой, перед которой он просто не мог устоять. — Я велю отстегать его. Тогда он поймет, каково лошадям получать плети.

— Неужели это заговорила дикая принцесса-наездница? Здесь тебе придется немного держать себя в руках...

— Держать себя в руках? — Она возмущенно ударила его кулачком по груди. — Шайя приказала бы четвертовать Хамуру с помощью тех лошадей, которых он бил. Я и так держу себя в руках... — Ее глаза снова хитро сверкнули. — А сейчас я настроена на бешеную скачку.

Он покраснел, и она рассмеялась. Ей всегда нравилось смущать его. Шайя всегда говорила, что думала — прямо, без обиняков. Возможно, именно эту ее черту характера он в ней больше всего и любил. Интрига и ложь определяли все его дни в роли правителя. А с ней существовала только правда. И она сделала именно так, как грозилась: любила его страстно, чего не бывало уже давно.

Когда они лежали, запыхавшись, обнимая друг друга, она вдруг заплакала.

Артакс провел рукой по ее волосам.

— Что случилось?

— Я счастлива, — запинаясь, произнесла она.

— Но ведь от счастья не плачут, — удивился он.

— А я плачу! — упрямо возразила она. — Для несчастья у меня давно не осталось слез. Последние я приберегла для часов счастливых.

Он хотел что-то сказать, но решил промолчать, просто прижал ее к себе и крепко обнял. Иногда лучше промолчать, чем говорить. Женщина постепенно

успокаивалась. Она хотела, чтобы возлюбленный думал, что она уснула, но он чувствовал, что ей не уснуть.

В отличие от него. Долгий день, полный забот об империи, лишил его сил. Он обнимал ее, устало прислушивался к ее дыханию, наслаждался ее теплом, впитывая его всем телом. Последняя сознательная мысль была о том, что все это похоже на ожившую мечту. Он не собирался отпускать ее.

— Я люблю тебя, — успел прошептать он перед тем, как провалиться в глубокий сон без сновидений.

Прощание

Знай, мои мысли всегда с тобой, где бы я ни была, милый мой возлюбленный, для которого я танцевала в небе. Никогда не забыть мне наших ночей под лунами Нангога. Любовь к тебе подобна сну, но приходится просыпаться. Я вижу, что моя любовь к тебе мешает тебе править. Я вижу, что мое присутствие во дворце сеет раздор в империи. Ты принадлежишь не только мне. Слишком много жадных взглядов устремлено на тебя. Любовь к кухарке оскорбляет чувства дворян. А если сказать, кто я на самом деле — начнется новая война с Лувией. И поскольку я люблю тебя, мне придется уйти. Нельзя, чтобы я стала причиной того, что мечта о мире, где царит справедливость, обратилась в пепел. Ты мой сон. Ты будешь им всегда. В твоем дворце я провела лучшие часы своей жизни и вместе с тем самые грустные: часы, когда я пробудилась ото сна. Не пытайся искать меня, любимый. Не предначертано нам быть вместе наяву, но во сне и в мечтах я все еще буду с тобой.

Цитируется по: древняя глиняная дощечка.

Автор: неизвестен,

хранится в библиотеке Искендрии.

в зале Исчезнувших королевства,

шкаф XXXVII, полка IX, сундук XV.

Примечание:

письмо, написанное на полуобгоревшей

глиняной дощечке, найдено

в одном из поврежденных огнем сундуков

во дворце Акшу.

Ограблен

Артакс неотрывно смотрел на дощечку, оставленную в покинутой комнате, утратив какое бы то ни было чувство времени. Он снова и снова читал строчки, написанные неровной клинописью, прощальное послание Шайи. Слез не было, в горле пересохло, ему казалось, что в душе бушует пламя, способное уничтожить его. Не отвести взгляда. Каждую строчку он прочел сотни раз, но снова и снова каждое слово будто бы наносило удар в самое сердце. Как она могла уйти?

Ни одну из названных ею причин он не считал роковой. Он — бессмертный Арама! Первый среди семерых правителей мира! Ему решать, с кем связывать судьбу, и никому из дворян не пристало судачить об этом!

Снова перечитав письмо, он вдруг понял, что за этим стоят чужие мысли. Может быть, на Шайю повлиял Ашот, давний друг, или же Матаан, ставший калекой после того, как спас ему жизнь в Вороньем гнезде?

Оба они слишком сильно беспокоились об империи, о том, чтобы он все делал правильно. И оба они не любили Шайю!