Вторжение в рай
Шрифт:
По повелению Бабура придворные астрологи сверились со звездами. Ночь за ночью они изучали небо, скрупулезно сверяя со своими таблицами бесконечно сложную звездную сеть, раскинувшуюся над Кабулом, и под конец, поглаживая бороды, заявили, что подходящим временем для начала кампании был бы январь, когда солнце пребывает в Водолее. Бабур не был так уж уверен в этих предсказаниях, но его люди, похоже, им верили, а раз так, то пусть знают, что звезды благословляют его начинание. Хорошо и то, что предсказатели дали ему время подготовиться к походу: он мог потратить несколько
Когда в окружавших Кабул садах собрали последние осенние фрукты, из Кишма прибыли бабушка и мать Бабура. Он довольно долго не посылал за ними, поскольку мятеж хазареев заставлял проявлять осторожность, но теперь его сердце переполнялось гордостью. Под рев труб и грохот барабанов, они со свитой вступили в цитадель. Кутлуг-Нигор заметно похудела и выглядела уставшей после долгого пути — Бабур заметил, что она опиралась на руку Фатимы, — а вот Исан-Давлат была бодра и энергична, как всегда.
Как только они остались одни, она взяла лицо внука в ладони и, глядя на него, одобрительно сказала:
— Ты стал мужчиной. Посмотри, дочка, как изменился твой сын за прошедшие месяцы, как в плечах раздался!
Она похлопала его по груди и пощупала мускулы, словно у породистого жеребца.
— Мышцы, как железо.
Кутлуг-Нигор посмотрела на него, но ничего не сказала. Она вообще была очень тиха и молчалива, совсем непохожа на ту сильную духом женщину, которая после неожиданной смерти отца направляла его шаги к трону Ферганы, и на ту, крепкую телом, что вынесла нелегкий путь через горы.
— Я должен вам обеим кое-что сообщить. В январе я покину Кабул и выступлю к рубежам Индостана испытать судьбу. Наместником в мое отсутствие останется Байсангар…
Здесь он прервался, потому что в то время, как Исан-Давлат кивнула, явно одобряя услышанное, реакция Кутлуг-Нигор оказалась совсем иной. Она приподнялась с покрытых золотой парчой подушек и закачала головой из стороны в сторону, словно желая что-то сказать, но не находила нужных слов. Бабур был потрясен, увидев, как по ее щекам покатились слезы, которые она даже не пыталась утереть. Она задрожала всем телом, вцепившись руками в свои длинные, темные, теперь уже тронутые сединой волосы.
— Дочка…
В напряженном голосе Исан-Давлат слышалось неодобрение.
Бабур взял руки матери в свои ладони, пытаясь утешить ее, словно он был родителем, а она маленьким ребенком.
— Матушка, в чем дело?
— Ханзада — разве ты забыл свое обещание, Бабур? Ты обещал ее вызволить. Почему ты тратишь время на какие-то южные походы?
Наверное, даже ударь она его, ему не было бы больнее. Он вспыхнул, ощутив знакомую смесь стыда, разочарования и печали.
— Она всегда в моем сердце. Я помню данное слово. Но время еще не пришло. Чтобы бросить вызов Шейбани-хану, мне потребуется больше людей и больше денег. Их-то я и надеюсь раздобыть в этом походе. Но, клянусь тебе, как только смогу, я найду Ханзаду…
Наконец рыдания матери стихли, дрожь унялась. Бабур поцеловал ее макушку, а вот сам после этого долго еще не мог
В последовавшие недели он старался забыться, целиком погрузившись в приготовления к Индийской кампании. Ему предстояло пройти тем же путем, вдоль реки Кабул и через Хайберский перевал, которым столетие назад воспользовался Тимур. Короткое время, остававшееся до первых снегов, покрывающих луга и склоны белым ковром, когда становится трудно различить, где кончаются горы и уже начинается небо, было посвящено обучению войск: собственных бойцов и новых, откликнувшихся на его зов. Глядя на то, как выходцы из местных племен стреляют с седла или на всем скаку подхватывают с земли острием копья дыни и овечьи головы, он думал, что они совсем не плохи… Кто знает, с чем им придется столкнуться?
Вечерами Бабур не раз выслушивал рассказы странствующих купцов, привыкших приковывать к себе внимание доверчивых слушателей, вещая о диковинах Индостана. О страшных зверях, даже чудовищах, обитающих в джунглях, о баньяновых деревьях с извивающимися в воздухе корнями, способными схватить за горло и задушить неосторожного путника, о нагих аскетах-язычниках, именующихся йогами, что обитают в пещерах, покрывают лица золой и никогда не стригут ни волос, ни бороды. Он, конечно, считал, что по большей части это детские сказки… Но нужно быть готовым ко всему.
После шести дневных переходов, под ритмичный бой барабанов Бабур и его двухтысячное войско оказались на подступах к Хайберскому перевалу. На седьмой день, когда высоко стоявшее солнце полностью обесцветило все более и более пропекавшиеся им окрестности, ему показалось, будто впереди и чуть справа среди камней по склону низкого холма что-то движется. Он остановил колонну и всмотрелся.
— Что там? — спросил Бабури.
В этот миг со склона словно из-под чьих-то ног посыпался щебень.
— Не знаю. Я по всему пути разослал дозорных. Не могу понять, как тут можно устроить засаду: надо подняться и посмотреть.
Бабур соскочил с коня.
— Эй, держите луки наготове, прикройте нас, — бросил он стражам. — Остальные с нами!
Спустя несколько минут Бабур разочарованно озирал голую, каменистую вершину. Ничего. Кто бы тут ни был, человек или животное, он уже исчез… И тут с другой стороны раздался шум осыпающихся камней. Человек в коричневой тунике и мешковатых шароварах, спеша убраться подальше, съезжал прямо по щебню. Схватив лук, Бабур тщательно прицелился, и беглецу вдогонку со свистом полетела стрела. Тот вскрикнул и исчез среди нагромождения камней у подножия холма.
Прыгнув, Бабур съехал по тому же склону, а Бабури с телохранителями мгновенно последовали за ним. Оглядевшись, он увидел раненного им человека, пытавшегося бежать, огибая валуны. Стрела торчала у того из правой руки, пониже плеча. Рванув, что было мочи, Бабур догнал его, сбил, налетев с разбегу на камни — а тут подоспели и телохранители. Беглец был схвачен и связан. Эмир поднялся, отряхивая пыль с одежды.
— Ты кто?
— Пикхи, вождь гагиани, — прохрипел, тяжело дыша, пленник.