Вторжение
Шрифт:
— Не смей сравнивать меня с тем ничтожеством, — резко рыкнул Кейн. — Оставить своего ребенка без заботы — это последнее из того, что мог сделать мужчина.
— Он был мальчиком. Обычным пятнадцатилетним мальчиком, выросшем в обществе, где секс есть, а уроков правильного поведения к нему — нет Наша биологичка до сих пор пропускает темы «пестиков и тычинок».
— Пестиков и тычинок? — не поняв моей фразы, нахмурился Кейн.
— Темы про человеческое размножение.
Парень хмыкнул, сильнее прижав меня к себе.
— У нас мальчикам
— В идеале, у нас тоже должно быть так… но многие упускают этот момент. Моя мама, как она потом признавалась бабушке, и не думала, что дети в пятнадцать могут заниматься чем — то подобным.
Я тяжело вздохнула, снова вспомнив тот тяжёлое время.
Плачущую Юльку, плачущую маму, посеревшего отца.
— У нас подобное невозможно, — поцеловал меня в макушку Кейн. — Наши дети будут самыми желанными партнёрами для каждого из моего мира. Прошу, Алёна, сейчас не время для сомнений. Мы должны уехать в эти выходные.
— К чему такая срочность? — подняла взгляд я на Кейна. Светлые глаза буравили, требуя забыть все возражения и согласиться на переезд.
— Потом я буду сильно занят своим проектом… — выдохнул, наконец, Кейн. — К тому же, на Ниихау будет значительно проще обеспечивать твою безопасность.
— Интересно, как? — хмыкнула я. — Там ведь даже сотовые не работают — если гугл, конечно, не врёт.
— У моих людей свои каналы связи, — пожал плечами Кейн. — Это не должно тебя волновать.
— Но волнует.
— А не должно.
— Кейн, я не отказываюсь совсем, просто мне нужно чуть больше времени… пойди мне на эту уступку.
— Я всё-равно никуда тебя не отпущу, — с силой сжав мою правую грудь, рыкнул Кейн.
— Но будь по — твоему.
Наши взгляды встретились.
— Но я всё ещё надеюсь, что к выходным ты будешь готова.
И долгий, яростный поцелуй был нашим прощанием.
Глава 11
Я потом часто задумывалась: почему Кейн тогда меня отпустил? Почему не схватил силой, не заставил, не внушил…?
Иногда я искренне благодарила его за этот поступок, иногда (когда тряслась от страха в плену или подыхала от голода в безлюдном лесу) злилась за это.
И всё же, даже спустя полгода постоянных испытаний, я не могу этого не признавать: в тот момент Кейн почему — то дал мне выбор, и даже в какой — то мере согласился с ним.
А я…
Когда мы распрощались, я смутно помнила, как вернулась в общежитие, всё ещё не до конца понимая, что происходит. Ещё сутра я была, чуть ли не невестой, которая, полностью доверяя своему избраннику, собиралась полностью изменить свою жизнь… Я договаривалась о досрочном завершении курса, собирала вещи и даже уволилась с работы.
А потом случилось это.
И, казалось бы, Кейн вроде бы всё логично объяснил — и про проверку, и про остров этот гавайский, но… я также хорошо запомнила странный, почти ненормальный. взгляд Джессики.
— Какая — то сумеречная зона, — прошептала я, вытирая лицо руками. — Интересно, а что думала последняя жена синего бороды, когда открыла запрещенную дверцу?
Испытывая глупое чувство неловкости от того, что собираюсь проверить слова Кейна (хотя, с какой стати — он, вон, всю мою семью и даже друзей со знакомыми проверил), так вот, испытывая чувство неловкости я в тоже время едва дождалась раннего утра, чтобы позвонить родителям по Скайпу.
— Как у тебя дела, солнышко, — спросила мама спустя каких то несколько коротких «интернетных» гудка. — Как учёба?
— Учёба — нормально, — пытаясь вести себя как можно естественнее. ответила я. — А ты дома? В последний раз папа сказал, что ты у тети Марины…
— А, — мама махнула рукой. — Федька Маринкин — засранец. Не больше, не меньше.
Ему, оказывается, предложили какую — то интересную работу в Питере, так он смылся из города, не предупредив ни мать, ни отца. Алён, ну кто так делает, а?
— А сотовый?
— Так этот придурок — не могу назвать его по другому, сменил симку на питерскую, и посеял где — то, забыв предварительно сохранить контакты в самом телефоне. Вот почему я, тетенька пятидесяти с гаком лет об этом знаю, а молодой парень. почему — то нет?
— Но ведь есть же другие способы связаться… — удивилась я. Мама кивнула.
— Вот и я про то же.
Не удержавшись, моя родительница фыркнула.
— Ты не представляешь. сколько мы тут всего пережили. Маринка ведь волосы на себе уже рвать начала. Все больницы, все морги обзвонили… И у нас, и в Вязьме, и в Смоленске… Даже в полицию заявку подали — мол, пропал пацан. А он, глядите — ка, в Питере миллионы зарабатывает.
— Дурааак, — протянула я. Мама кивнула.
— Ещё какой. В общем, всё хорошо, что хорошо кончается… Ой, Алёнка, пока не забывала: твоему отцу в коей — то веке путевку профсоюзную дали. На всю семью. Представляешь?
— Ух ты… — я даже села от неожиданности. — И куда?
— Куда — то в Карелию, — мама предвкушающе улыбнулась, вдруг став похожей на маленькую девочку. — Я же тебе сама звонить хотела… Мы в понедельник днём выезжаем.
— Это же здорово!
— Правда, здорово, — согласилась мама. — Отец сказал — он видел фотки — там большой коттедж человек на десять, а будем только мы одни.
— Подожди, так вы и с Коленькой, и с бабушкой едете? — не поняла я.
— Естественно, — кивнула мама. — Говорю же, дом — огромный. Все поместимся.
Знаешь, бабушке, пожалуй, это ещё нужнее чем нам или Коленьке — он — то ещё везде успеет побывать, а вот бабушка…
— Мама, — рыкнула я, не желая слушать о грустном.
Мамуля махнула рукой.
— Так что, дочь, мы пока собираемся… Если что, звони на мобильный — отец подключил какой — то специальный тариф, чтобы интернет был дешёвый — звони, не пропадай.