Вторжение
Шрифт:
Доктор, проводя обследование, очень удивился, обнаружив, что я по-прежнему девственница и даже сразу вызвал Анну, чтобы та со мной поговорила.
Видимо, пришельцы девиц не отпускали… Впрочем, эту часть истории, какой бы неприглядной она не была, я могла смело рассказывать кому угодно. Так что когда Анна заглянула в бревенчатый госпиталь, я вывалила на них с доктором всё, чему стала свидетелем во время плена, рассказав и про многочасовую работу, и про случки — и даже про то, как я этого избежала.
— Нестандартное мышление — это всегда хорошо, — кивнула Анна, похвалив меня за выдумку. — Нам
Им была нужна я, а я… я, которая всё ещё мечтала оказаться на Аляске, а оттуда перебраться через Берингов пролив на территорию России, не готова была ещё раз оказаться где — то посреди дикой природы в полном одиночестве.
Когда я рассказала Шону, куда я держу путь, он, как один из руководителей Сопротивления честно признался, что, несмотря на то, что Аляска достаточно близко от Убежища, у них сейчас просто нет ни времени, ни людей, ни даже машин, чтобы мне помочь.
— Надвигается зима, — вздохнул Шон. — Первая зима после захвата. Ситуация в городах станет ещё хуже — и родители будут уже отдавать детей просто так, лишь бы выжить самим… Лина, я бы с радостью тебе помог, но нам дорог каждый час: мы заготавливаем продовольствие, строим хижины для новых постояльцев… В Виржинии, в пещерах, нас ждут около пятидесяти человек — и многие из них в совсем плохом состоянии. Прости, девочка… Я просто не могу сейчас выделить тебе ни машину, ни сопровождающего.
Помню, как я заплакала тогда, прощаясь на время с мечтой вернуться на Родину…
Шон был честен со мной и прав в своём решении, в то время как я даже боялась рассказать ему полностью свою историю.
— В ближайшую неделю мы вернемся на материк, в Штаты { Убежище находилось в Северной части Канады), чтобы произвести последние две переброски детей в этом году. После этого, мы останемся работать в крупных городах, спасая тех, кого ещё можно спасти… Сюда я планирую вернуться будущим летом: привести продовольствия, и новых беженцев. Тогда же мы начнём заготовку мяса вместе с охотниками — здесь хорошие для этого места. И если ты вдруг к следующему лету не передумаешь — я смогу проводить тебя до Анкориджа… Мы как раз думали о том, чтобы сделать там Убежище номер два — так что когда охотники проверят местность, мы сможем туда даже долететь… Как, согласна подождать полгода — год?
С содроганием вспоминая своё одинокое путешествие, я тут же кивнула.
Выбора у меня всё — равно не было.
— Если хочешь, ты можешь остаться здесь, — великодушно предложил Шон. — Будешь помогать Анне. Она говорила, что ты хорошо ладишь с детьми.
— А можно с вами? — тут же спросила я, даже не пытаясь анализировать свои чувства. Зачем мне было куда- то ехать, если можно было оставаться в тихом, спокойном месте наедине с природой…
Только эту природу я уже боялась.
— С нами? — Шон внимательно посмотрел на меня. — Лина, это тяжёлая и опасная работа. Допустим, мы сумеем защитить тебя от выродков, но… поверь мне, иногда очень тяжело наблюдать то, во что превратились люди.
— Дети и… изнасилованные девушки легче пойдут на контакт со мной.
— Это правда, — кивнул Шон. — Но подумай хорошенько. У меня не будет возможность вернуть тебя назад до лета.
— Хорошо, я подумаю, — согласилась я, не
Это было моё искупление. Искупление за свою слепую любовь, за то, что находясь в объятиях Кейна, я не вспоминала о родных и близких; не думала о людях, пострадавших во время захвата и не заботилась о тех, кому я могла оказать помощь.
Теперь настало время это сделать.
Глава 17
Если бы у меня был старший брат — очень старший брат — или дядя, то я знаю, как он бы выглядел. Шон О’ коннелл, морпех в недавнем прошлом, сделал всё, чтобы подготовить меня к новой реальности.
Едва только доктор посчитал, что моё тело достаточно восстановилось и дал добро на тренировки, Шон принялся «лепить» из меня бойца Сопротивления, тренируя не меньше четырёх часов в день. Я научилась неплохо обращаться с холодным оружием, стрелять и даже пользоваться гранатами. Несколько человек делились со мной своими секретами выживания в мегаполисах, которые теперь стали прибежищем банд и ловушкой для порядочных людей.
Мне рассказывали, где чаще всего они находят рабов и детей на продажу — подготавливая к тому, что ни один рейд не будет легким.
Так оно и вышло.
Спустя пару недель, когда мы, воспользовавшись местным аэропортом, на стареньком кукурузнике, с несколькими остановками, долетели до Сиэтла, для меня началась новая страница моей жизни.
Оставив в канадской деревушки голубое платье служанки Агаты, я теперь носила исключительно серую полувоенную форму (легче сливаться с городским пейзажем), каждый свой день начинала с проверки оружия и утреннего обещания самой себе не плакать, чтобы не случилось.
А случалось всякое.
Это…
За время пребывания на корабле (плена или колонизации — как бы это кто не назвал), я видела всякое… Насилие со стороны пришельцев хотя и трудно, но всё же как- то можно было объяснить: они не нашего вида, они — не люди, и живут не по людским, а по своим правилам… Понятно, что никому не понравится чувствовать себя животным для разведения, но… это были инопланетные захватчики — не люди.
Люди оказались хуже.
После месяца «полевой» работы, я уже ничему не удивлялась. Вы когда — нибудь видели, как отец отдаёт новорожденного малыша захватчикам, хвастаясь, что у него ещё скоро будет ребенок от «второй жены»? Или вот ещё: бордели в подвалах, в которых женщины, прикованные цепями в разных позах, безразлично смотрят на то, как их насилуют… Но самое ужасное были дети. Их выменивали на еду у родителей, их крали, обманом выманивали из убежищ, пока взрослые отлучались на поиски еды… Их продавали пришельцам или… и того хуже.
Помню, однажды, во время ночного рейда, мы натолкнулись на один дом: все окна в нём были заколочены и занавешены темной, тяжелой материей. Однако, заметив небольшой отблеск света в бейсменте, я кивнула Стиву (парню, с которым я работала в паре), что хочу проверить этот особнячок…
Мы нашли там двух пьяных мужиков и маленькую двенадцатилетнюю девочку… которую давно и жестоко насиловали.
Она лежала на тонком загаженном матрасике и смотрела на нас совсем недетским взглядом. Не сдержавшись, я заплакала вместо неё.