Вторжение
Шрифт:
А по ночам, гулко шлепая деревянными ножками по мостовой, приходили цинковые гробы и стучались в чьи-то двери. И все делали вид, будто их на самом деле нет. И все отлично. Многие в это даже верили. Год, два, пять… За это время обстановка в Лемурии стала еще лучше. И даже слухи утихли. К чему слухи, если и так все ясно? Даже гробы стали восприниматься как нечто привычное…
Ипат очнулся и ошарашенно посмотрел по сторонам.
Эх!
Он оттолкнулся от стены и пошел прогуляться по зданию вокзала, рассеянно перешагивая через ребятишек, которые прямо на полу играли своими прошлогодними снами. А их мамаши сидели на скамеечках
– Ну как?
И те одобрительно кивали, не отрываясь от работы, чтобы, не дай бог, не пропустить свою очередь похвастаться сделанным. Иногда самая толстая из них просовывала ногу под скамеечку, на которой сидела, и, тщательно прицелившись, пинала в корму собственного крохотного мужа, который с такими же мужьями других женщин прятался там. Мужик мгновенно летел вверх тормашками, но уже через пять минут, всласть наматерившись, снова присоединялся к тесному кружку таких же, как и он, обездоленных браком, чтобы спокойно попить пивка, посудачить о женщинах и перекинуться в картишки.
Ипат уже сворачивал за угол, к буфету, когда сквозь шум вокзала пробился крик: “Проворонили, гады!” Наступила мертвая тишина. И в этой тишине все услышали отчетливый шум мотора взлетающего самолета, который постепенно перешел в клекот и стал удаляться.
Вокзал охнул и встал на дыбы. Воспользовавшись этим, Ипат проскочил под стеной в том месте, где она приподнялась над полом метра на два, кстати – вовремя. Стена мгновенно опустилась. А в зале аэропорта поднялись душераздирающие вой и крик. Сквозь обширные окна можно было видеть, как толпа ринулась к окошечкам касс. Несколько человек подскочили к служебному входу и стали палить в него из старинных дуэльных пистолетов.
Прямо из стены вдруг выпрыгнула группа милицайтов, закованных в старинные рыцарские латы и вооруженных дубинками и ночными горшками. Толпа встретила их нестройным залпом, который, впрочем, не причинил милицайтам никакого вреда. А из дверей багажного отделения и буфета, видеокооператива и комнаты отдыха лезли уже другие вооруженные штакетинами милицайты.
Напрасно седой мужчина в лиловом парике размахивал веревкой и кричал: “Линч!” Напрасно худая девица, одетая в штормовку с протрафареченной на спине надписью “Беломорканал”, щедрой рукой рассыпала по сторонам бомбочки из магния и бертолетовой соли. Напрасно двое десятилетних пацанов швыряли с верхней галереи цветочные горшки, подбадривая друг друга индейским улюлюканьем. Напрасно…
Толпу быстро и организованно смяли, и она побежала. Под напором людских тел входные двери были сорваны с петель, послышался звон стекла. Словно паста из тюбика, толпа выдавливалась на улицу, где побоище сейчас же прекратилось. Милицайты занялись патрулированием пустого зала, а те, кто оказался вне вокзала, стали искать автоматы для продажи газированной воды.
– А что, собственно, произошло? – спросил Ипат у одного из пассажиров, одетого в штаны из мешковины. Больше ничего на нем не было, если не считать майки, нарисованной масляной краской прямо на голом теле.
– “Что, что”, – передразнил он. – Не понятно разве? Летающий крокодил втихаря сел на взлетную площадку и прикинулся пассажирским
– А сбить не пробовали? – ошарашенно спросил Ипат.
– Сбить? Сбей его попробуй, если он над самой землей, на бреющем полете… Эх, слушай, ты не знаешь, где тут можно попить?
Ипат пожал плечами. Парень махнул рукой и растворился в толпе.
Минут через пятнадцать народ вокруг вокзала рассосался. Милицайты тоже успокоились. Несколько человек даже подняли забрала и, усевшись у самого входа, мирно покуривали, время от времени спрашивая у тех, кто был на площади: “А здорово мы вас?” Им отвечали неразборчивыми ругательствами.
Ипат подошел и спросил у одного из милицайтов, щит которого был украшен замысловатым вензелем и гербом с изображением толстой книги, очевидно свода законов, бутылка и чего-то здорово похожего на женский лифчик:
– А что, самолеты сегодня больше летать не будут?
Тот задумчиво оглядел его с ног до головы, потом бросил окурок в урну и, прежде чем надвинуть забрало, сказал:
– Господи, ну конечно, будут. Еще минут пятнадцать, все успокоятся, и начнем запускать… Так что не волнуйся.
– А я и не волнуюсь, – сказал Ипат и ушел на поиски чего-нибудь съедобного.
Вернулся он через полчаса, сытый, рассеянно ковыряя в зубах заостренной палочкой.
Вокзал снова был полон. И кто-то что-то уже покупал, кто-то куда-то спешил и толкался, кто-то улыбался, а кто-то плакал…
Ипат понял, что о похищенных людях уже забыли. А может, и не забыли, просто поручили разобраться в этом деле кому нужно. А уж “кто нужно” в этом разберется…
Так что не стоит и волноваться.
И можно лететь… можно лететь… можно… лететь… Лететь?
Он вдруг понял, что лететь ему на самом деле никуда не нужно. Зачем? Он должен остаться здесь и найти ребят, с которыми был в Лемурии.
Как-то так получилось, что, вернувшись в свой родной город, они рассеялись по дворам и улицам, потеряли друг друга. Если сейчас ничего не сделать, они больше не встретятся, прочно запутавшись в паутине будней и забот. Да, он должен их, своих друзей по Лемурии, найти. По одному. Обязательно. О чем они будут говорить, когда встретятся? Да черт его знает! Возможно, ни о чем. В этой мирной жизни, где все так похожи и все так похоже и есть только одна забота – достать как можно больше денег, о чем они, собственно, могут поговорить? Нет, скорее всего они просто посидят вечером на крыльце и помолчат. На теплом, нагретом за день крыльце. И этого будет достаточно. Потому что тогда он, наверное, сумеет понять что-то, для него совершенно непонятное… И, может быть, станет другим, совсем другим… А там…
Итак, кто первый? Андрей? Рыжий, круглолицый Андрей по кличке Трассер. Что же, он так он. Теперь остается его только найти.
Закрыв глаза, Ипат сосчитал до трех и, когда кончилась бесконечно долгая пауза, почувствовал, что держит в правой руке что-то. Открыв глаза, он увидел, что это золотистый волосок, который убегал все дальше и дальше и где-то там, квартала через два, сворачивал за угол.
Как это получилось, он не знал. Просто этому его научила бабушка Меланья. Она говорила, что все люди – единый организм. И нити связывают их между собой. И если сумеешь увидеть нужную нить, то она приведет к нужному человеку. Вот и все.