Вторжение

Кунц Дин Рей

Не обращая внимания на погоду, он отправился в путь без плаща. И серые брюки и рубашка, похоже униформа, промокли насквозь.

Но он уверенным шагом шел и шел вперед, не обращая внимания ни на пропитавшуюся водой одежду, ни на прочие неудобства. Из-за плохой видимости, осторожности и страха перед тем, что она может увидеть в городе, Молли вела «Эксплорер» на очень малой скорости, и пешеход шагал на север едва ли не быстрее, чем Молли ехала на юг.

Его густые черные волосы прилипли к черепу. Голову он опустил, чтобы иметь возможность вдыхать воздух, а не воду. Дождь-то продолжал лить с прежней

силой.

Когда «Эксплорер» приблизился, путник поднял голову, посмотрел на них.

Даже сквозь пелену дождя она ясно видела его лицо. Красотой он не уступал кинозвезде, да только Молли знала, какой это чудовищно злобный, мерзкий и коварный человек.

Навстречу им шагал Майкл Рендер. Ее отец. Убийца.

Лицом к лицу она не сталкивалась с ним почти двадцать лет.

И сразу же отвернулась от него. Не испугавшись, что он узнает ее. Нет, боялась она другого: его глаз, магнетизма взгляда, который завораживал, будто удав — кролика.

— Какого черта? — Нейл в шоке оглянулся, чтобы посмотреть на пешехода в заднее стекло. Молли тем временем прибавила скорости. — Его же изолировали.

Слова мужа не позволили Молли потешить себя надеждой, что богатое воображение опять сыграло с ней злую шутку и пешеход на самом деле незнакомец, пусть отдаленно и напоминающий Рендера.

Обычно даже про себя она не называла его отцом, только Рендером. От этой фамилии она отказалась много лет тому назад, взяв себе девичью фамилию матери. Иногда появляясь в ее снах, он не имел ни имени, ни фамилии, под кожей виднелся череп, руки становились косами, а зубы — улыбался-то он широко — могильными камнями.

Она встревожилась: «Он…»

— Что? Узнал тебя?

— Как ты думаешь?

— Не знаю.

— Мы-то узнали его.

— Потому что осветили фарами. Разглядеть тебя ему было куда сложнее.

— Он развернулся, теперь идет за нами?

— Думаю, стоит на месте. Точно сказать не могу. Он практически скрылся из виду.

— Дерьмо.

— Да перестань, все в порядке.

— Как бы не так, — резко бросила она. — Ты знаешь, куда он идет.

— Возможно.

— А что еще ему тут делать? Он идет к нашему дому. За мной.

— Он не знает, где ты живешь.

— Каким-то образом выяснил.

Она содрогнулась, подумав о том, что могло бы произойти, если бы они решили отказаться от поездки под проливным дождем и остались в доме, посчитав его крепостью.

— Я больше его не вижу, — сказал Нейл. — Думаю… он продолжил идти, куда шел. На север.

В зеркало заднего обзора Молли видела только дождь да черные брызги, летевшие из-под колес.

Заявление о признании его невменяемым и помощь умного адвоката позволили Рендеру избежать тюрьмы. Последние двадцать лет он провел в нескольких психиатрических лечебницах. Первая была с максимально строгим режимом содержания, но с каждым переводом режим становился все менее жестким, а пациенты-заключенные получали все больше удобств.

Психотерапия и лекарственные средства помогли ему медленно, но верно выбраться из трясины безумия. Так утверждали психиатры, хотя их туманные и обтекаемые заключения, пересыпанные только им понятными терминами, говорили о том, что это всего лишь мнения, не подтвержденные фактами.

Они говорили, что он начал

сожалеть о содеянном, а уже этим, по их твердому убеждению, заслужил более комфортабельные условия содержания и более частые психотерапевтические сессии. Поскольку за сожалением последовали угрызения совести, они сочли, что он на пути к исправлению, а потому, при определенных обстоятельствах, его можно считать излечившимся от душевного недуга.

Прошлым летом дело Рендера пересматривалось в суде. Эксперты-психиатры разделились во мнениях. Один порекомендовал выпустить его на свободу, оставив под наблюдением полиции. Двое других высказались против этой рекомендации, и его еще на два года оставили в психиатрической лечебнице.

— Что же сделали эти идиоты? — вопросила Молли и от волнения слишком сильно надавила на педаль газа.

Она не могла отделаться от мысли, что вот-вот увидит в зеркале заднего обзора Рендера, который бежит за ними с нечеловеческой прытью.

— Если его выпустили, то они такие же психи, что и он, — добавила Молли.

— Мы же не знаем, что происходит за этими чертовыми горами, — напомнил ей Нейл, — Нам лишь известно, что все разваливается. И далеко не каждый матрос на каждом тонущем корабле будет до конца стоять на посту.

— Каждый за себя, — кивнула Молли. — Вот к чему мы пришли… а может, всегда такими и были.

Мостовая стала скользкой от нефти и воды. Она чувствовала, что шины проскальзывают, но не могла заставить себя снизить скорость. Но привод на все четыре колеса и антиблокировочная система легко удерживали внедорожник на мостовой.

— В последний раз его перевели в… Это же не каменный мешок, стальная дверь, смирительная рубашка и все такое.

С ее губ сорвался горький смешок.

— Телевизор в каждой палате. Порнофильмы по требованию, учитывая их терапевтическую ценность. Чай в пять часов, крокет на южной лужайке. Горничные для тех, кто обещает, под страхом самого сурового наказания, не насиловать и не убивать их.

Черный юмор был для нее внове, и она чувствовала, что оставаться в таком настроении слишком опасно.

— Если охранники удрали, — указал Нейл, — а они, конечно же, удрали, заключенные не позволят дверям с обычными замками и сетками на окнах долго удерживать их взаперти.

— «Мы не называем их заключенными, — процитировала Молли одного из тамошних психиатров. — Мы называем их пациентами».

— Но психиатрическая лечебница, в которую его определили… далеко на севере.

— В двухстах пятидесяти милях, — подтвердила Молли.

— Дождь, этот кошмар… начался не так уж и давно.

И действительно, когда Молли подумала, с какой быстротой привычный порядок, похоже, уступал место хаосу, ей пришлось бороться с охватывающим ее ужасом. Неужто человеческая цивилизация могла вот так развалиться по всему миру за какие-то часы, за четверть суток, как будто в планету врезался астероид размером с Техас? Если их еще невидимые враги, прилетевшие со звезд, могли так быстро разрушить существовавшие столетиями королевства и перечеркнуть все достигнутое, практически не встречая сопротивления, тогда нетрудно предположить (пусть и невозможно предотвратить), что в какие-то двадцать четыре часа на Земле не останется ни одного живого человека.