Вторжение
Шрифт:
– Это почему же? – удивился Грачев, подступая к дивану и садясь на глобус. – О, извините!
– Не обращайте внимания – на него все садятся! – сказала Кузовкова, забирая у Грачева наглядное пособие. – У других на диванах кошки, а у нас глобус… А про этих ученых я вот что скажу – сейчас стало очень модно верить в НЛО, загробную жизнь, вещие сны и прочее. Явления, которые невозможно объяснить с позиций тривиальной науки! Ну раз невозможно так – значит, нужно придумать подходящую науку. Вот умные люди и придумали. Профессор Хамлясов, который сюда приезжает, основал некий институт паранормальных явлений. Он его даже международным величает.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, случаются тут всякие несуразности. – Кузовкова повела в воздухе рукой. – Часы отстают, машины иногда не заводятся, люди пропадают… Но всему этому наверняка можно найти разумное объяснение, я так считаю.
– А ваш муж, похоже, считает иначе? – догадался Грачев.
– Ага, – опять засмеялась хозяйка. – Я уж с ним не спорю. Пусть себе тешится. А то раньше у нас такие баталии разыгрывались на этой почве! Ну сами посудите, мы с ним по профессии педагоги. Школа у нас тут, кстати, прекрасная. Я музыку преподаю, а Станислав – географию. Кажется, должен грудью встать на защиту науки… Нет, НЛО ему подавай!
– А прилетают? – ухмыльнулся Макс. – НЛО?
Кузовкова пожала плечами.
– Не видела ни разу, – со вздохом сказала она. – И никто из знакомых не видел, но каждый знает, по крайней мере, пяток очевидцев, которые видели. Ну, разумеется, видели! И главный аргумент – а зачем ему врать?
– Аргумент сильный, – согласился Грачев. – Но вернемся к этому… как вы его назвали? Хамлясов? Нас интересует, при каких обстоятельствах он пропал. Дело в том, что мы, собственно, направлены на поиски этого человека…
Кузовкова слегка приподняла брови, а потом развела руками.
– Так вот в чем дело! Ну конечно! Я должна была догадаться. Но у меня в голове не укладывается, откуда в Желтогорске узнали про эту историю… Ведь даже здесь практически никто не знает. Они приехали двадцать шестого июня со всем своим барахлом – кое-что оставили у нас, кое-что забрали с собой в гостиницу, а уже через день ушли в лес. Муж рвался пойти с ними, но был занят в школе. Отпуск у него должен был начаться первого июля. Но Хамлясов ждать не захотел. Они договорились, что будут созваниваться по мобильному и позже муж все-таки к ним присоединится…
– Простите, но мы слышали, что мобильная связь здесь не работает.
– Да, связь здесь неустойчивая, но у Хамлясова телефон, который действует через спутник. Однако прошло четыре дня, а он ни разу не позвонил. Муж запаниковал, и когда позвонили из Москвы, из этого самого «международного института» – Хамлясов, разумеется, оставил им наш номер, – то он так им и сказал: боюсь, не случилось ли чего. Насколько я понимаю, из этой мухи раздули слона. У Хамлясова большие связи в Москве. Но я-то уверена, что никуда они не пропали. Причина очень простая – Хамлясов не хочет, чтобы муж присоединился к его экспедиции. Он вообще себе на уме человек. Жаль, что Станислав этого не понимает…
Неожиданно в прихожей послышался шум, и хозяйка оборвала свою речь. Отчетливо было слышно, как щелкнул замок, затопали каблуки и озабоченный мужской голос сказал:
– Нет-нет, прошу вас, не разувайтесь!..
Лицо Кузовковой просияло. Она улыбнулась и тихо прошептала:
– Муж пришел! О том, что я вам тут наболтала, – ни слова, иначе
Глава 2
А дней за десять до этого разговора по той же самой дороге ранним утром в городок Боровск въехал разболтанный, неопределенного цвета «Москвич» с глубокой вмятиной на багажнике. Но, прежде чем пересечь городскую границу, автомобиль остановился на дороге, на склоне холма, и его пассажиры один за другим, потягиваясь и разминаясь, вышли на обочину. Было их четверо, и, судя по всему, путь они проделали немалый.
Все они были еще довольно молоды, не старше тридцати лет, и чем-то неуловимо походили друг на друга, одинаково крепкие, широкоплечие, с жесткими недоверчивыми лицами. Впрочем, в одном из них с первого взгляда можно было угадать старшего хотя бы по тому, с каким почтением прислушивались к каждому его слову спутники. Светловолосый, коротко остриженный, он курил сигарету короткими затяжками, держа ее пальцами, сложенными в щепоть, – так курят под дождем или при сильном ветре. От его левого виска вниз по щеке тянулся грубый шрам, след какой-то серьезной старой драки. Серые глаза смотрели холодно и оценивающе, как у боксера, готового вот-вот выйти на ринг. Однако, разговаривая, он почти всегда улыбался и сыпал шуточками. Трудно было сказать, насколько весело ему было в такие минуты, но люди, которые его плохо знали, зачастую обманывались, принимая за рубаху-парня. Несмотря на абсолютно русскую внешность, прозвище у этого человека было с восточным колоритом – Али, но почему его так прозвали, не знали даже близкие друзья.
– Ну вот, братва, это и есть моя деревня! – сказал он, прищуренными глазами разглядывая с холма затянутые утренним туманом крыши городка. – Не скажу, что дом родной, но с этим крысятником мы с некоторых пор не совсем чужие.
– Да, местечко тухлое! – скептически заявил один из спутников Али, парень с густой, до плеч шевелюрой. – Сон разума!
– За что я люблю Студента, – объявил Али, с ухмылкой глядя на длинноволосого, – так это за его образованность. Ну кто еще так завернет, как он? Точно сказано – сон разума. Никакого просвета. И кто бы мог подумать, что в такой куче дерьма однажды родятся такие гениальные подонки, как Максим и ваш брат Али? Как там на этот счет говорится, Студент?
– Гении рождаются в провинции, а умирают в Париже, – сказал длинноволосый.
Он действительно одно время учился на филологическом, но эта жизнь показалась ему слишком пресной, и впоследствии он натворил немало таких дел, от которых его самого частенько мучила изжога. Однако словарный запас у него до сих пор был богатый, благодаря чему Студент заработал определенный авторитет у «брата Али», который был далеко не глуп и догадывался, что образование и хорошие манеры люди придумали совсем не напрасно.
– Точно, в Париже! – удовлетворенно заключил Али, отшвыривая в сторону сигарету и тут же поджигая новую. – Именно там я и намерен умереть. А может, и где подальше. Хочу, чтобы меня похоронили на приличном кладбище, в лаковом гробу, и чтобы красивая вдова белые лилии на могилку приносила.
– Знаешь, Али, а ведь Максим не в Париже загнулся, – вдруг сказал сильно небритый парень в засаленной до желтизны рубашке. – Его менты в занюханной пивнухе завалили под Казанью. Мой кореш труп его видел своими глазами. Менты тогда нарочно его долго не увозили, чтобы все могли полюбоваться…