Вуаль тысячи слез
Шрифт:
Он давно привык к прикосновениям Кирллла Квандды и знал, что дэйрус не причинит ему вреда. И все же какая-то часть мозга Терреттта, пораженная кошмаром, трепещущая и дрожащая, заставила его содрогнуться от прикосновения. Он попытался укусить Кирллла Квандду. Почему? Терреттт и сам не мог этого объяснить. Точно его мозг, отравленный черной водой, заставил это сделать. Потому что… Терреттт попытался все обдумать, но запутался еще сильнее. А что, если это существо с длинными тонкими пальцами и зловонным дыханием вовсе не Кирллл Квандда… А что, если эта палата в «Недужном духе» — просто иллюзия, сон, кошмар… А на самом деле он висит
Терреттт закричал, забился и бросился на стену, на ходу размазывая чью-то кровь. Свою или чужую, ему было все равно. Страх материализовался во что-то живое, извивавшееся у него внутри, а мысли о бездонном колодце и чудище, жившем где-то в страшной глубине, кружились в бешеном вихре, заставляя Терреттта раздирать ногтями лицо. Ему хотелось выпрыгнуть из окна, вдохнуть полной грудью свежий воздух, насладиться полетом и, разбившись о тротуар, наконец обрести свободу.
Глаза Терреттта раскрылись, спина выгнулась, он знал, что сейчас случится. Знал, ненавидел и боялся. Дэйрус брызнул Терреттту в глаза какое-то сильнодействующее лекарство, которое за одну секунду проникло во все органы больного. Словно воздушный шар, из которого разом выпустили воздух, Терреттт судорожно выдохнул, страх покинул его, а вместе с ним и жизнь. Так по крайней мере показалось художнику. Лицо Терреттта превратилось в тяжелую маску, выражающую апатию и спокойствие. Он позабыл про колодец, жуткую черную глубину и всплывающее к нему чудище. Внезапно мысли потекли вяло, одна не вязалась с другой, ему расхотелось что-либо понимать.
Будто сквозь сон Терреттт чувствовал, как Кирллл Квандда несет его к кровати, видел лицо Маретэн, побледневшее от страха и тревоги. Она помогала дэйрусу накладывать на подбородок тугую повязку и желала брату приятных снов. И он действительно смог спокойно заснуть. Терреттта огорчало, что он доставляет Маретэн столько хлопот. Он любил ее обоими сердцами и с радостью сделал бы что угодно, чтобы она стала счастливой. Терреттт мечтал умереть за сестру, дабы доказать, что его жизнь имела хоть какую-то цель.
Несколько часов спустя Терреттт проснулся, помочился в раковину, где тут же промыл синяки и царапины. Используя голод и жажду в качестве стимула, он тотчас схватился за кисти. Краски художник разводил собственным потом, который градом катился по лицу. Терреттт неистово водил кистью по бумаге, стараясь передать то, что он видел и чувствовал, все, что ему снилось. Однако, как больной ни старался, точно передать увиденное не удавалось. Как обычно, подводила память. Под действием лекарства образы видоизменялись. То, что возникало на холсте, казалось бледным, слабым и неточным. Терреттт страшно расстраивался. Сгорбившись у палитры, он рычал и топал ногами, больше походя на животное, чем на в'орнна и уж тем более — на Стогггула.
Неудивительно, что его не навещали родственники. Никто, кроме Маретэн, которая умела видеть то, что скрывалось за апатией, перемежавшейся с ужасными приступами. Она слушала, когда Терреттт говорил. Или, точнее, пытался говорить. Однако он никак не мог побороть последствия ужасного сна. Прежде чем раскрыть рот, Терреттт готовил слова, составлял предложения, потом целые фразы. А что получалось? Сплошное безумие, все его гладкие предложения тонули в потоках слюны.
Пытаясь освежить память, Терреттт в тысячный раз взглянул на топографическую карту, которую Маретэн повесила
Терреттт затряс головой, ворча и пуская слюни, пытаясь отделить одну мысль от другой, пока не сформулировал то, что хотел изобразить на бумаге. Такими рождались его картины, его бесценные картины. И, доверяя их Маретэн, Терреттт был уверен — однажды сестра поймет, что он хотел изобразить, и сумеет расшифровать послание. Ведь только она проводила с ним время и не считала сумасшедшим. Он знал, что Маретэн выяснит, что терзает брата во сне.
А потом Терреттт забыл о том, что думал. Он вообще забыл, что умеет думать. Художник начал кричать и кричал без остановки, пока через некоторое время его крики не стали перемежаться с топотом бегущих ног.
— С ним все в порядке, — заявил Кирллл Квандда, — пока…
Маретэн погладила влажный лоб Терреттта.
— Как долго он проспит?
— Достаточно долго, — ответил Кирллл Квандда, — ему нужно восстановить силы.
Маретэн сидела у кровати Терреттта и чуть не плакала. Она приехала в больницу по вызову Квандды и просидела с братом всю ночь и это ужасное утро. Маретэн страшно скучала по Сорннну и мечтала, чтобы он ее сейчас поддержал. Зато, с другой стороны, она по крайней мере ненадолго забыла о смерти Теттси.
— И все же я не вижу никакого улучшения.
Кирллл Квандда положил руки перед собой и переплел пальцы.
— Мне хотелось бы хоть как-то вас обнадежить, но что бы я ни пробовал, результатов не приносит. Не удается даже поставить определенный диагноз. А без диагноза невозможно назначить правильный курс лечения.
Маретэн разрыдалась.
— Милая моя, пожалуйста, не обращайте внимания на мои слова! — воскликнул дэйрус, ломая себе руки. — Ох, что за ерунду я сказал!
— Столько всего случилось, — всхлипывала Маретэн.
— Ну, как я мог сморозить такую глупость! — продолжал причитать Квандда. — Такая честь, что вы позволили мне руководить погребением вашей бабушки.
Похороны Теттси прошли быстро, тихо и совершенно без помпы. Тускугггун, даже из касты избранных, как Теттси, не имели права на Перевоплощение. После осмотра Кирлллом Кванддой Теттси кремировали.
— Вижу, вы с ней были очень близки, — зацокал языком дэйрус. — Что же касается Терреттта, вы не должны отчаиваться. Я, например, не перестаю надеяться.
Маретэн изумленно посмотрела на Квандду.
— Не перестаете?
— Конечно, нет! Даже сейчас у меня в запасе осталось несколько методик собственного изобретения. — Дэйрус поднял тонкий костлявый палец. — Посидите здесь немного, постарайтесь дышать как можно глубже.
Он на секунду вышел из палаты Терреттта и вернулся с маленьким кубком. Присев рядом с Маретэн, Квандда передал кубок ей.
— Вам нужно успокоиться, Маретэн Стогггул!
Она с благодарностью глотнула огнесортный нумааадис.