Вуали Фредегонды
Шрифт:
— Это моя вина, — прошептала Фредегонда. Берульф молча смотрел на нее, кажется, не удивленный этими словами.
— Он не ради тебя взял этот город, — просто сказал рыцарь. — Для себя, своего войска и для нас, его приближенных. Ему нужны земли, чтобы раздавать их. А в Нейстрии их недостаточно.
— Я знала, что все этим кончится, и ничего ему не сказала.
— Это знали все, и он тоже… Ты так и не поняла? Выиграть или проиграть — это неважно. Наибольший позор — бездействовать.
Фредегонда машинально кивнула, обдумывая эти слова с ощущением, что узнала что-то крайне важное. Она уже хотела что-то сказать, когда Берульф указал на горизонт:
— Вон
В лучах заходящего солнца войско казалось позолоченным облаком, плывущим низко над землей. Другие тоже увидели его, и лихорадочное возбуждение охватило защитников крепости с быстротой пожирающего солому пламени. Впрочем, оно быстро утихло, поскольку все, что надо было сделать, уже было сделано: наготове лежали стрелы, дротики, груды камней… Армия Зигебера подошла к стенам города ночью, а ночью никто не сражался. Оставалось только ждать, и самые бывалые воины уселись прямо на дозорной дорожке и разложили перед собой съестные припасы. Вскоре их примеру последовали и остальные.
— Они посылают к нам гонцов, — произнес Берульф спокойным тоном.
Несколько человек поднялись и встали рядом с ним, с показным безразличием опершись о бревенчатую ограду. Фредегонде хотелось закричать, разбить что-нибудь, топнуть ногой, но она стояла неподвижно и расслабленно, подражая остальным. Берульф первым изменился в лице. Затем похожее выражение появилось на лицах остальных, хотя при этом они не обменялись ни словом. Фредегонда не разбиралась в цвете знамен, поэтому отреагировала последней. Но силуэт скачущего впереди всадника развеял ее недоумение. Это был Хильперик.
Утренний воздух был чистым и таким прозрачным, что можно было заметить далеко на западе дымки, поднимающиеся над крышами Суассона. Слегка чувствовались даже запахи свежевыпеченного хлеба и нагретой соломы в стойлах. Зигебер сидел на уступе скалы, возвышавшейся над рекой Вель, и смотрел на спокойное течение — поверхность воды играла сверкающими бликами в солнечных лучах — и заросли камыша, раскачиваемые ветром. Направляясь отсюда на восток, достаточно было миновать торфяники, тянувшиеся вдоль реки, чтобы выйти к Реймсу. На западе река сливалась с Эной, в нескольких лье от Суассона. И вот там, у него под ногами, почти на расстоянии полета стрелы, она протекала мимо виллы Брэн.
В это утро холодная ярость, одолевавшая его в течение последних недель, исчезла. Узнав о подлом нападении Хильперика на почти не защищенный город, об этом низком, отвратительном и глупом предательстве, он тут же отдал приказ двигаться ускоренным маршем, чтобы его войско обрушилось на войско брата, словно орел на ворона. Но постепенно продвижение замедлилось, и в голове молодого короля Реймса созрел новый план. Раз уж Хильперик захватил его столицу, он сможет сделать то же самое с его собственной. Он тут же послал разведчиков в Суассон и Остразию, чтобы узнать о состоянии войск противника, а также отправил гонцов в наиболее крупные города королевства с вестью о своей победе над гуннами и о возвращении. Наконец, Зигульфу он доверил наиболее важную миссию: отправиться к Гонтрану и Кариберу, чтобы выяснить их намерения.
В течение десяти дней армия Остразии собиралась на восточном берегу Рейна, затем разведчики и посланцы стали возвращаться один за другим — все с хорошими новостями. Хильперик бросил все силы на завоевание Остразии, вступая в сражения перед каждой крепостью. Суассон же оставался практически без защиты.
Время шло, и люди понемногу пробуждались, однако
— Войско ждет твоих приказов, — резко произнес он.
— Видишь поместье — вон там? — указал Зигебер, не оборачиваясь. — Это вилла Брэн. Там умер мой отец, Хлотар. Я не думал, что когда-нибудь туда вернусь.
— Ну так можно и не возвращаться. Там наверняка не так много народу. Ты ведь хотел взять Суассон, нет?
Зигебер повернулся, окинул воина пристальным взглядом с головы до ног и медленно кивнул.
— Ну да, ты ведь не из этих мест…
Произнеся эти слова, он снова отвернулся, явно не собираясь вставать.
— Да что на вас на всех нашло?! — раздраженно воскликнул Готико.
— Возьми сто человек, — приказал Зигебер. — Саксонцев или тюрингцев. И займите виллу. Если вам сразу не откроют ворота, постарайтесь не убивать всех. Скажи Гондовальду, пусть тоже едет с тобой и потом вернется ко мне с донесением.
Готико несколько мгновений переминался с ноги на ногу, но поняв, что король больше ничего не скажет, отошел и быстро начал исполнять его распоряжения.
Вскоре вооруженный конный отряд направился в сторону виллы, заставляя землю содрогаться на своем пути. Зигебер проводил его глазами, затем сбросил с себя оцепенение и закричал, обращаясь к командирам:
— Выступаем! Окружите виллу со всех сторон, чтобы они видели, сколько нас!
Он подбежал к своему коню, вскочил в седло и тут же, вонзив шпоры в конские бока, помчался вперед в сопровождении своей личной стражи. Когда они вплавь пересекли реку и подъехали к границам поместья, войско еще только начало свое движение. Даже самые неопытные защитники виллы могли судить по туче поднятой пыли, какое огромное войско направляется к ним. Зигебер остановил коня на некотором расстоянии от центральных ворот, возле которых Готико и Гондовальд разговаривали со стражниками. Это продолжалось недолго — ворота распахнулись, и какого-то человека буквально вышвырнули оттуда им под ноги. Еще некоторое время длились переговоры, потом Гондовальд спешился, выхватил меч и вонзил его в согнутую перед ним спину человека. Тот рухнул на землю, даже не вскрикнув. Зигебер, с того расстояния, на котором он находился, не слышал вообще ничего. Потом Гондовальд снова оседлал коня, а отряд Готико устремился к воротам.
Все было кончено. Гарнизон сдался, выдав на расправу, очевидно, командира. Зигебер спешился, попросил пить и расположился в тени березы. Он снова погрузился в задумчивость, когда к нему спешно подъехал Гондовальд с донесением.
— Ваше величество, нужно, чтобы вы сами туда вошли, — задыхаясь, произнес он.
Поскольку воин заслонял солнце, Зигебер очнулся и, поднявшись, увидел побагровевшее, покрытое потом лицо своего стражника и кровоточащий порез на его правой руке — вплоть до широкого медного браслета на запястье, с которого вражеский клинок, должно быть, соскользнул.