Вуайерист
Шрифт:
— Оклин, — он шагнул ко мне, протягивая руки. — Мне так жаль. Это не то…
— Хватит, — крикнула я. — Просто прекратите, — я оглядела его, пытаясь прочесть по его лицу. О чём он думал. Как долго он знал. Что он видел. Чего он хотел. Почему он это сделал. Каждый вопрос задевал меня за живое, растекаясь по венам, как ледяная вода. — Просто остановитесь, — прошептала я, и мне было стыдно позволить мольбе вырваться наружу.
— Пожалуйста.
Я крепко зажмурила глаза, пытаясь думать. Пытаясь отгородиться от него
— Я сидела и корила себя за то, что меня влечёт к вам. За то, что я соблазнила вас поцеловать меня. Я корила себя, думая, что я просто ребёнок и недостаточно хороша для вас. Мне… мне было стыдно за то, что я вожделела своего профессора, думая о том, насколько это неправильно, — невесёлый смешок сорвался с моих сжатых губ. — Но зачем утруждать себя поцелуями… прикасаться ко мне или смотреть мне в лицо, когда можно просто сидеть за стеклом и наблюдать, как я играю сама с собой без всяких ограничений или ожиданий.
Его рука потёрла затылок, прежде чем он снова потянулся ко мне. Я отступила на несколько шагов, не желая, чтобы он прикасался ко мне. Не сейчас.
— Всё не так. Я не искал тебя там. Это просто случилось. Ты была там. Так прекрасна, и мне так жаль.
Я слышала его, но ничто из его слов не проникало сквозь туман смущения и боли от того, что меня предали.
— Я сходила с ума, думая, что вообразила себе это влечение. Что вы сможете посмотреть на меня определённым образом, но вы, конечно, итак смотрели на меня определённым образом. Вы смотрели на меня и видели меня обнажённой. Конечно же, вы смотрели на меня.
Слёзы обожгли мне глаза, когда я подумала о дружбе, которую мы построили, и о том, какая я, должно быть, дура, что была единственной, кто наслаждался ей. Он просто держал меня рядом, потому что я его заводила. Я такая дура.
— Это не…
— Какая была твоя любимая сцена? — спросила я, презрение сочилось из моих слов. — Что ты видел, когда наблюдал за мной в классе? Ты помнишь, как я стонала, когда трахала себя? Как насчёт того, когда Джексон трахал меня? — каждый сценарий был озвучен громче предыдущего. — Или тебе больше всего нравилось, когда ты мог заставить меня сосать его член по твоей просьбе. Ты представлял, что это был ты?
Доктор Пирс сделал ещё один шаг вперёд, на этот раз я стояла на своём. Он стоял надо мной, его ноздри раздувались, когда он тяжело дышал, а на челюсти играл мускул.
— Оклин, — выдавил он.
— Хочешь посмотреть, как я сейчас разденусь? — прошептала я, роняя рюкзак. Я сорвала с себя куртку и начала расстёгивать пуговицы на рубашке, обнажая белый кружевной лифчик. — Ты хочешь, чтобы я разделась для тебя прямо здесь и делала всё, что ты захочешь?
Его руки вцепились в мои бицепсы и остановили моё продвижение.
— Хватит, — крикнул он, его голос срывался на словах.
Так близко, когда его руки касались меня, я чувствовала себя ещё более грязной после того, как он прикасался ко мне мгновение назад. То, как он поцеловал меня и заставил почувствовать, что я любима. Заставил меня почувствовать себя желанной, способом, который не требовал от меня выступления. Я не осознавала, насколько холодными казались выступления в «Вуайеристе», пока губы Кэллума не прижались к моим. Слёзы навернулись мне на глаза, когда я подумала о том, как он назвал меня красивой. Имел ли он это в виду? Имел ли он в виду хоть что-то из своих слов?
Его брови нахмурились от боли, и на мгновение мне захотелось поверить ему. Поверить, что всё это было случайностью, а вовсе не тем, чем казалось. Поверить, что то, что мы разделили в этом офисе, было настоящим.
Но я не могла, потому что это было слишком больно.
Я вырвалась из его объятий.
— К исполнителям запрещено прикасаться.
Даже не потрудившись застегнуть рубашку, я застегнула куртку до груди, схватила рюкзак и убралась оттуда ко всем чертям.
16
КЭЛЛУМ
Я не должен был здесь быть, но она избегала меня с тех пор, как узнала обо всём, а мне нужно было поговорить с ней.
Было больно наблюдать за Оклин в классе. Я пытался сосредоточиться, но боль в её глазах было слишком трудно игнорировать. И за этой болью скрывался жар. Жгучее напряжение было таким сильным, что я чувствовал его. Казалось так, как будто нас связывала эта правда, и теперь, когда мы её увидели, мы больше не могли этого скрывать. Я не думал, что хочу этого.
Той ночью в офисе наша дружба перешла в другое русло. Обида сбила нас с курса, но искренность наших чувств направила нас на другой путь, всё ещё вместе. По крайней мере, я на это надеялся. Как только меня осенила возможность того, что я потеряю её дружбу, я понял, насколько сильно я стал нуждаться в Оклин. Дело было не только в «Вуайеристе». Дело было в её смехе и ярком присутствие в моём офисе. В её улыбке за столом, когда мы ели сэндвичи.
Я не хотел терять это, и хотел всё объяснить, но она сбежала с урока, как только он закончился.
У меня была ещё одна возможность, когда я вошёл и нашёл её в копировальной комнате. Я закрыл дверь и уставился ей в спину. Оклин никак не отреагировала, не повернулась, чтобы посмотреть на меня, и не установила зрительный контакт, проходя мимо меня, чтобы открыть дверь. Я повернулся, чтобы последовать за ней, и моя ладонь прижалась к дереву, удерживая её закрытой.
Она не сразу отодвинулась, поэтому я приблизился. Не прижимаясь к ней, но позволяя почувствовать моё тепло. С грохотом сердца в ушах я попытался заставить её выслушать меня.