Вулканы, любовь и прочие бедствия
Шрифт:
Йоуханнес усмехается:
— Это можно назвать адским ремонтом трещин. Дьявол пускает в ход свой шпаклевочный пистолет.
Милан смотрит на монитор, на изображение, которое показали нам отраженные волны взрыва.
— Это очень интересно, — он морщит лоб, — но едва ли даст нам повод менять режим готовности.
Я пожимаю плечами:
— Вполне. Это ничего и не меняет, но зато и не подкрепляет теорию Центра энергетики, что виной всему геотермальность. У нас нет никакого основания думать, будто мы имеем дело с чем-нибудь иным, а не с подъемом магмы и движением земной коры. Я думаю, для вящей безопасности нам следовало бы ввести режим ЧС.
— И сколько
— Нельзя сказать. Недели или годы; может, десятилетия.
Милан мотает головой:
— Тогда не будем ничего менять. Если ввести чрезвычайное положение на слишком долгий срок, люди перестанут с ним считаться. Подождем, пока что-нибудь не изменится.
— Чушь, — возражает Йоуханнес. — Полуостров уже тронулся. Я это прямо нутром чую.
— Посмотрим, — отвечаю я, поднимаюсь и отряхиваю пыль со штанин. — Чтобы образумить Научный совет, нам надо отыскать эту магму.
Негрони
Оливин — это минерал, магнезиально-железистый силикат с формулой (Mg2+, Fe2+)2SiO4. Составляет основную часть земной мантии и является самым распространенным минералом Земли по объему. На поверхности земли разрушается и исчезает. Кристьяун Саймундссон, Эйнар Гуннлаугссон. Исландские минералы. 1999
— Добро пожаловать! Проходите, раздевайтесь.
— Рада вас видеть!
— Спасибо за приглашение. Дом просто шикарный!
— Расположен отлично!
— Привет дружище! Что, старик, постригся?
— Ишь, какой ты стал!
— Платье потрясающее, где ты его купила?
Гости начинают собираться часам к семи: не слишком рано и не слишком поздно; гостиную заполняет гул голосов. Мужчины худые, обветренные, щеки серые, бороды подстриженные; женщины с аккуратным макияжем, распрямленными волосами и пастельным лаком на ногтях. Первые хотят пиво с хмелем, вторые пьют итальянские коктейли из резных хрустальных бокалов.
Встречать их всех и провожать в гостиную выпадает мне: муж дежурит у гриля с тремя цифровыми термометрами, воткнутыми в жаркое из говяжьих ребрышек.
— Может, сделать что-нибудь попроще? — предлагала я ему. — То, что мы точно умеем. Например, баранью ногу зажарить?
Но это члены его велоклуба, они вместе тренируются для летних гонок, и я уже начинаю замечать, что они постоянно соревнуются между собой: и не только на своих дорогущих, легких как перышко велосипедах из карбонового волокна. Их гонка касается домов и машин, карьеры и доходов, привлекательности, накачанности пресса, привилегий, обхвата талии супруг и школьных отметок детей. А еще гриля: тут конкурируют «Weber» и «Landmann», угольные и газовые модели. При виде чека из мясного магазина мне становится не по себе:
— Шестьдесят тысяч крон за кусок мяса? Ты с ума сошел?
— У нас вполне хватает на это денег, — ответил он, — так что один разок можно, ведь что-нибудь новенькое — это так весело!
Только сейчас ему, судя по всему, не очень-то весело: он стоит над грилем, волнуется и пытается выслушивать противоречивые советы своих друзей: «Закрой крышку; угли лучше положить вот здесь, справа; налей на алюминиевый поддон побольше воды; крышку открой; осторожнее, у тебя с краю пригорает; а еще пиво у тебя есть?»
Мужчины, бодрые и серьезные, стоят на веранде, поглаживая бутылки, женщины осматривают комнаты, позвякивая льдинками в бокалах, болтая и вышагивая на своих шпильках,
— А здесь что? — спрашивает одна из женщин, до половины поднявшись по лестнице, ведущей в мой рабочий кабинет.
— Там рабочее место, бардак ужасный, — отвечаю я. Но не успеваю остановить ее. Остальные поднимаются за ней, стоят, толпятся и рассматривают книжные полки, старый персидский ковер, письменный стол из дерева махагони у окна, откуда открывается вид на озеро и лес, горы Хейнгидль и Кейлир. Я не ждала, что гости зайдут и сюда, прибраться не успела; круглый столик с резными ножками завален книгами и картами, один из старых шкафов для бумаг наполовину открыт, из папок вылезают листы. Салка сидит на полу с папиной старой геологической коллекцией, не обращая на нас внимания, расставила вокруг себя жеоды и рассматривает в большое увеличительное стекло красивый цеолит.
— Салка, родная, что это ты делаешь? Не забудь убрать за собой, положить каждый камень в свой отсек.
Она поднимает глаза, между бровями сосредоточенная морщинка:
— Я пытаюсь определить, это исландский шпат или горный хрусталь.
— Боже, какая милота! — восклицает одна из женщин и садится на корточки рядом с ней, ставит свой бокал на пол и начинает рыться в ящике. — Маленький геолог, совсем как мамочка. Нравится играть красивыми камушками?
Салка оскорбленно смотрит на нее: она не играет. Горный хрустать — это кварц, а исландский шпат — это кальцит. Это важно.
— Родная, все хорошо, — говорю я. — Это цеолит. Лучистый камень. Просто не забывай пересчитывать грани у кристалла. У исландского шпата их три, у горного хрусталя шесть. Ты со временем всему научишься.
— Очень милый домашний кабинет, — замечает еще одна женщина.
— Это мое логово, — я улыбаюсь извиняющейся улыбкой. — Иногда люблю поработать дома.
Не рассказываю им о жалобах мужа, что я просиживаю здесь все вечера, выходные, вместо того чтобы смотреть с ним «Netflix», кататься на велосипеде, ходить в ресторан, в кино или на концерты, или в швейный клуб встречаться с подругами. Не рассказываю, что у меня и подруг-то нет, и швейного клуба нет, что я общаюсь только с коллегами — людьми, которые понимают, о чем я говорю, переживают о том же, что и я, поднимаются со мной на ледники и вулканы и могут читать геологические слои и дайки как увлекательные детективы. Что, согласно всем общепринятым представлениям, я довольно-таки скучный трудоголик, но у меня понимающий муж, который купил мне этот шикарный дом с таким большим кабинетом, чтобы порадовать меня и обеспечить спокойную обстановку для работы.