Введение в языковедение
Шрифт:
Бывает, что многие частные фонетические законы можно объединить каким–нибудь одним общим законом, который как общая тенденция предопределяет и отдельные закономерности; так, образование восточнославянского полногласия и его соответствий в других славянских языках (русские борода, голова; старославянские брада, глава, польские broda, glowa), рефлексы сочетаний ър, ъл, ьр, ьл, упрощение групп согласных, распределение редуцированных гласных ъ и ь и тому подобные древнеславянские фонетические явления объясняются теперь в науке как следствия действия закона открытых слогов.
В течение двух последних веков выдвигалось много различных теорий для объяснения «первопричин» звуковых изменений,
Не следует, например, искать субстратных источников для передвижения германских и немецких согласных (Lautverschiebung), или тем более судьбы сочетаний *tort, *tolt и т. д. в славянских языках, или же так называемого «падения редуцированных» в тех или иных славянских языках; здесь следует опираться на строго описанные закономерности данных языков, исходя из изучения древнеписьменных памятников и показаний живых, описанных в науке диалектов.
В области фонетики даже явно «чужое» может и не быть следствием субстрата (см. указанные выше примеры из явлений субстрата дороманских языков в позднейшей судьбе романских языков и т. п.), а, например, как факт особого произношения «иностранных слов», таково употребление особых, несвойственных русской фонетике гласных "u[Y] и "o[0] в таких случаях, как собственные имена Hutte [hvta], Гете [g0ta] или заимствованные термины: жюри, брошюра, амбушюр, пшют и т. п.
Надо признаться, что «первопричину» таких явлений пока наука открыть не сумела, но умение частные закономерности исторических изменений тех или иных сторон языка обобщить в единое целое составляет обязанность науки.
Такова, например, формулировка закона открытых слогов, объединяющая целый ряд частных закономерностей в исторической фонетике славянских языков.
Гораздо важнее обратить внимание на фонологическую сторону вопроса и с этой точки зрения пересмотреть все накопленное наукой по вопросу о фонетических законах. Действительно, фонетические изменения бывают разного порядка. Прежде всего нельзя смешивать живые процессы звукового варьирования фонем в разных позициях, т. е. функционирования данного языка в данный период, и бывших живых процессов, застывших и перешедших в разряд чередований фонем. То, что в один период представляет собой варьирование одной фонемы, в последующий период может стать нефонетическим чередованием разных фонем (если данная позиция, вызывавшая варьирование, из слабой делается сильной). Так, был период в восточнославянских языках, когда не было фонемы [ч], а звук [ч] был вариантом сочетаний [tj] и [kj] или [к] перед гласными переднего ряда, но с тех пор, как появляется новая возможность сочетаний [tj], [kj] и [k'] перед гласными переднего ряда, [ч] выделяется в особую фонему.
Такое изменение, как первая («шипящая») палатализация в славянских языках, касалось различительного признака задне–язычности и поэтому охватывало все заднеязычные (т. е. [к, г, х]). Наиболее существенными изменениями для фонетического строя языка являются те, когда в результате изменения меняется количество фонем, ибо тогда может перестроиться вся фонетическая система; однако это зависит от широты охвата данного процесса. Когда в белорусском языке отвердело мягкое р и [р] и [р'] перестали различаться (т. е. рада и ряда стали одинаково произноситься как [рада]), то вся система не перестроилась – только количество корреляций согласных по твердости и мягкости убавилось на одну пару; когда же в результате падения редуцированных гласных [ъ] и [ь] в древнерусском языке появились конечные закрытые слоги с твердыми согласными перед отпавшим ъ и с мягкими перед отпавшим ь (и то и другое в слабой позиции), то бывшие вариации согласных по твердости (перед задними гласными) и мягкости (перед передними гласными) превратились в корреляцию разных фонем по твердости и мягкости и таких пар оказалось 12, т. е. состав согласных фонем увеличился на 12 единиц, но одновременно задние и передние гласные перестали существовать как разные фонемы и объединились в одну фонему с передними и задними вариациями, зависящими от аккомодации предшествующим мягким и твердым согласным.
В результате дивергенции и конвергенции изменяется и
Но бывают и такие фонетические изменения, которые касаются не всей системы, а лишь перераспределения фонем внутри данной системы в тех или иных словах и морфемах; так, прежним сочетаниям верьх, четверьг, зеръкало, перъвый, веръба и т. п. с мягким р теперь соответствуют сочетания с твердым р: верх, четверг, зеркало, первый, верба и т. п.
Некоторые звуковые изменения охватывают все слова языка независимо от позиции для данной фонемы, но сами изменения не касаются различительных признаков, и тогда система фонем не испытывает изменений; таково, например, в истории русского языка отвердение непарных по твердости и мягкости согласных ш, ж и позднее ц.
Бывают и такие звуковые изменения, которые касаются лишь звучания данной фонемы или группы фонем, имеющих общий вариант в какой–нибудь одной слабой позиции, например укрепление более «и–образного» произношения безударных гласных [и, э, а, о] после мягких согласных, «иканье», например произношение [м'ила] для прилагательного мила, существительного мела («сорта мела») и глагола мела (по фонемам <м'ола>, ср. мел <м'ол>) и т. п.
§ 86. ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ ГРАММАТИЧЕСКОГО СТРОЯ
Наиболее устойчивая часть языка – грамматика – тоже, конечно, подвержена изменениям. И эти изменения могут иметь разный характер. Они могут касаться и всей грамматической системы в целом, как, например, в романских языках, где прежняя латинская система словоизменительной морфологии (склонение, спряжение) уступила место аналитическим формам выражения через служебные слова и порядок слов, или же отражаться на частных вопросах и лишь определенных грамматических категориях и формах, как, например, это было в течение XIV–XVII вв. в истории русского языка, когда перестроилась система глагольного словоизменения и вместо четырех славянских прошедших времен (имперфекта, перфекта, аориста и плюсквамперфекта) получилось одно прошедшее время (из бывшего перфекта), где вспомогательный глагол отпал, а бывшая присвязочная часть – старое краткое причастие прошедшего времени с суффиксом–л- – переосмыслилась как форма глагола прошедшего времени, откуда в современном русском языке необычное согласование этих форм (гремел, гремела, гремело, гремели) в роде и числе, но не в лице, что свойственно индоевропейскому глаголу.
Грамматический строй, как правило, в любом языке очень устойчив и подвергается изменениям под влиянием чужих языков только в очень редких случаях. Здесь возможны такие случаи.
Во–первых, переносится из одного языка в другой несвойственная данному языку грамматическая категория, например видовые различия глагола из русского языка'в коми язык, но оформляется это явление грамматическими средствами заимствовавшего языка; интересный случай наблюдается в осетинском языке, где в склонении материал аффиксов остается исконным – иранским, а парадигматическая модель – многопадежность, развитие падежей локативного (местного) значения и общий характер агглютинации – следует образцам кавказских языков [ 665 ] .
665
См.: Абаев В. И. О языковом субстрате // Доклады и сообщения Института языкознания АН СССР. IX, 1956. С. 68.
Во–вторых, переносится из одного языка в другой словообразовательная модель, что часто именуют «заимствованием аффиксов», например суффиксов–изм-, — ист–в русский язык в словах: ленинизм, ленинист, отзовизм, отзовист и т. п. Дело здесь не в том, что мы заимствовали суффиксы–изм-, — ист-, а в том, что в русский язык внедрились модели слов на–изм–и–ист–с определенными грамматическими значениями, независимо от значения корня.