Вверх тормашками в наоборот
Шрифт:
Первыми добежали мохнатые гусеницы. Им было плевать на всё: на Милу, Геллана и даже двух псов — они дружно устремились к моим ногам и тёрлись, недовольно распихивая друг друга.
— Это сорокоши, — тихо сказал Геллан и посмотрел на меня долго-долго, внимательно, наклонив голову к плечу.
— В-ведьмины с-с-сорокоши, — добавила Мила.
На поверку гусеницы оказались котами. Морды у них походили на кошачьи — с вибрисами, усами, кошачьими клыками. Мохнатые, как меховые шапки, с помпонами на антенных ушах и хвостах, откуда свешивались вдобавок пушистые растрёпанные кисточки. Круглые
— Кого-то они мне напоминают, — пробормотала я, пытаясь унять дрожь: что-то меня растрясло от страха и неожиданности, как Милу.
А коты, не обращая внимания, клубились кучей, орали и заглядывали в глаза. Я опустилась на колени и погладила головы самых наглых счастливцев. Задворки кошачьего войска недовольно замяукали. И тут налетели меданы.
— Это что творится-то?
Казалось, они готовы порвать меня на тряпки. В клочья, чтобы только пух в небеса. Они вопили, пенились, махали руками, пока не поняли, что их драгоценным котам ничего не угрожает. В какой-то момент стало тихо. Лишь учащенное дыхание медан. Огромные глаза на лицах. Открытые от удивления рты. Кажется, они потеряли дар речи. Удивительно.
Первой очухалась Ивайя:
— Хм… Небесный груз, говоришь? Упала с неба, да, Геллан?..
Они наступали стеной и постепенно брали нас в кольцо. Сорокоши сделали это раньше. Мохнатый круг плотно сжался у наших ног. На какое-то мгновение мне показалось, что если меданы вздумают на нас напасть, сорокоши дадут бой. Но ни одна ведьма не решилась даже лишний шаг в нашу сторону сделать.
— Они нас предали, да?.. — растерянный тонкий голос из толпы прозвучал с надрывом и горечью, как будто рядом лежал дорогой сердцу покойник.
Мне вдруг стало смешно. Я пыталась сдержаться, честно. Краснела и надувала щёки, прятала лицо в ладони, тряслась телом, но сдавленные хрюки вырывались наружу, напоминая не очень приличные звуки эээ… немного из другого места. Как хорошо, что Геллан стоит. А то, наверное, отдавил бы руки своими железными лапами. Скажем без обид, это не помогло бы.
— Нет. Просто… все животные ведут себя так, когда оказываются рядом с Дарой.
Он упорно не рассказывал меданам про Тяпку. Интересно, почему? Но раз он так решил, я не собиралась выдавать маленькую тайну замкового сада.
— Все животные — ладно, но сорокоши?!
Чем, собственно, эти котообразные гусеницы отличаются от других животных? Я пыталась отдышаться.
— Значит сорокоши не исключение. — вот кого трудно прошибить, так это Геллана. Умеет он в такие моменты разговаривать спокойно и уверенно.
— Мы покраской сегодня займёмся или будем бегать туда-сюда? — это Иранна отозвалась. Она тоже вернулась вслед за меданами.
Ведьмы молчали, сорокоши тёрлись рядом со мной. Мне удалось наконец-то успокоиться.
— Так, харэ пялиться. Пора делом заниматься, — сказала я, поднимаясь на ноги. — А вы брысь по лавкам, мышей ловить! — прикрикнула я на сорокош. Те нехотя дрогнули и, жалобно мяукая, оглядываясь, начали разбредаться. Попутно они тёрлись о ноги медан:
— Что ты сделала нашим кошам? — подал кто-то голос. Обвиняюще так, с угрозой.
— Валерьянкой облилась с ног до головы, — разозлилась я.
— Ха! На них ни одно зелье не действует!
— Ну тогда что за вопросы? Откуда мне знать, почему они сбежались. Эка невидаль. Да коты что хотят, то и делают, гуляют сами по себе и ластятся к кому хотят.
Я отряхнула платье.
— Но не сорокоши, — повторил кто-то с маниакальной настойчивостью.
Выяснять что-то именно сейчас не имело смысла. Лучше расспросить потихоньку Геллана или Иранну.
— Вы как хотите, а я иду краску испытывать, — сказала я, подошла к меданам, двинула плечом ту, что стояла на моём пути и, разорвав круг, пошла в сторону, откуда ведьмы примчались. Иранна, Геллан и Мила шагали рядом. Естественно. Ведьмы пошушукались и отправились вслед, держась на расстоянии.
— Может, кто-нибудь расскажет, в чем дело, — процедила я сквозь зубы.
— Эти сорокоши принадлежат ведьмам, — сказал Геллан.
— Это я уже слышала. В чём подвох?
— Да ни в чём, Дара. Они… только их и ничьи другие. Почти у каждой ведьмы есть сорокоша, с носом под цвет волос. Нельзя купить, выбрать, подарить, выменять. Сорокоша сама находит свою хозяйку и остаётся с нею на всю отмеренную жизнь. Они… как бы единое целое. Как рука или сердце в груди. Поэтому меданы так отреагировали. Каково это, когда твоё сердце уходит к другому и почему-то готово выцарапать глаза?.. Они ведь сделали бы это, сунься кто из медан к тебе. Вначале мерцатель, потом лошади, сейчас сорокоши… Ты притягиваешь животных.
Я пожала плечами.
— Как много интересного можно узнать о себе, оказывается. Дома я не блистала подобными талантами.
— Это как раз то, о чём я говорил, — с нажимом сказал Геллан. — Мы пришли. Думаю, и эти жвачные твари будут тебе рады.
Жвачные твари встретили нас равнодушно, не подозревая, что произвели впечатление. Представьте себе огромный загон под открытым небом, чистенький такой, на четыре части поделенный. Коровы — рядами, как лошади в стойлах. У каждой — своя кормушка. Не знаю, как они живут-поживают здесь круглый год, но комфорт у них — позавидовать можно. Две секции загона пустуют.
— Коровы пасутся на лугах. Здесь только готовые шкуры сбросить или подготовленные к покраске. Пустующие места — для молочных и мясных. Появятся к вечеру на дойку и отдых. — Геллан отвечал на мои невысказанные вопросы. Ковыряется в мозгах, видать, паршивец, но я выкобениваться не стала: рассказывает нужное — и ладно.
В общем, вы не поверите: их коровы шкуры сбрасывают, как змеи. Лохматые справа — шубные. Из них шубы шьют. Всяких сортов, на выбор: есть как овцы с кудряшками, есть как козы с волнистым шёлком в пол, есть похожие шубкой на норок — я впечатлилась, ага! А слева — картинная галерея: коровы в горошек и полосочку, цветочек и узоры завитушчатые, красные, синие — всяко-разно однотонные, а есть и впрямь картины, как в музее, только не в рамках, а на живых коровах. В общем, вовремя поймать челюсть я не смогла: она упала от впечатлений до земли.