Вверх тормашками в наоборот
Шрифт:
Геллан уходит взглядом в себя и улыбается.
— Ты позволишь?.. — спрашивает у Келлабумы и берёт свою почти нетронутую тарелку с едой. — Он… отощал очень. Теперь отъедается.
Келлабума кивает и провожает его взглядом.
— Сорокош… кто бы мог подумать…
— Все удивляются. У тебя тоже нет кошки?
— Почему тоже?
Дара опять краснеет:
— Ну, у Иранны нет… — сбивчиво лопочет она, понимая, что брякнула лишнее.
Келлабума поправляет волосы, пытаясь разгладить кудряшки.
— Была когда-то. Мы
— При каком переходе? — Дара подаётся вперёд, ловя каждое слово.
Отшельница смотрит на неё пристально, чуть насмешливо.
— При таком. — отрезает коротко, давая понять, что больше ничего не скажет.
— Они погибают? — не успокаивается Дара.
Пушистые брови взлетают вверх, Келлабума смеётся:
— Нет, что ты. Они остаются там, получая свободу. А нам иногда достаётся, если повезёт, новая сорокоша. Или нечто другое. Смотри.
Она звонко щёлкает пальцами, откуда-то с полки с шорохом срывается маленькая рыжая молния. Яркая, как огненный лепесток.
— Ой… белочка…
Пушистый зверёк ныряет в большие ладони муйбы и прикрывается мягким хвостом. Смотрит на Дару блестящим глазом-бусинкой.
— Бельча — так их зовут здесь. Почти вымерли, скрываются в горных лесах от горе-охотников. Чока, — воркует знахарка и замирает, приложив палец ко лбу зверька.
Белочка стрекочет, кивает, срывается с ладоней и исчезает. Только хвост пушистый мелькнул.
— Отправила к Иранне, чтобы не беспокоились и не искали вас.
— Думаю, вряд ли нас хватятся до вечера, а к тому времени мы вернёмся.
Келлабума смотрит на Дару не мигая, задумчиво.
— Вы останетесь здесь дольше, чем до вечера, — сказала и вышла из жилища, ничего не объясняя.
— Оригинально, — бормочет Дара, разглядывая полутёмную избушку, — чем дальше в лес, тем толще партизаны.
А затем без сил опускается на лежанку. Утро, так сказать, удалось.
Глава 45. Марево и видения. Дара
Меня всё достало. Геллан, странная муйба, иносказания и недомолвки. Я пыталась что-то понять, но каждая фраза, любое слово — очередные дебри, из которых я рисковала никогда не вылезти.
Хотелось пить и спать. Голова тяжёлая, в горле сухо. Мягко говоря, чувствовала себя нехорошо, грубо говоря — хреново. Зачем мы здесь застряли — не понимала.
Вернулся Геллан. Смотрел, как наседка, трогал ладонью мой лоб, хмурился.
— Ты полежи. Попрошу Келл отвар сделать. Развезло тебя.
— Там Ушан, — сказала и испугалась: голос хриплый, чужой какой-то. — Я забыла о нём…
— Ты лежи, я заберу.
Он выходит. Я прикрываю глаза и проваливаюсь в мягкую полуобморочную темноту. Просыпаюсь от звука, что повторяется вновь и вновь, будто кто-то колотит молотком по наковальне. Звук
Лианы у входа пышнее, ярче, плотнее. Воздух тёплый. Продираюсь сквозь кусты — почти непролазные, густые, ощетинившиеся шипами, но иглы, цепляясь за одежду, скользят и не ранят. Ступаю осторожно, обхожу трещины, как делал это Геллан, когда шёл к домику муйбы.
Иду, словно плыву, раздвигая руками воздух, что колышется плотным прозрачным киселём. Сладко жужжат пчёлы, порхают яркие бабочки, бьются о листья растений радужными панцирями светляки… Откуда почти зимой?.. Удивляюсь, но слабо: кажется, здесь всё возможно. Сказочный обособленный мирок, где всё наоборот, шиворот-навыворот. Иду долго, сосредоточенно, двигаюсь по квадратам огромных классиков, которые начертил чёрным мелом трещин какой-то сумасшедший…
Впереди — острые скалы и пикообразные камни. Маленькие и большие, стайками и отдельными угрюмыми особями… Впереди маячит фигура — тонкая, гибкая, ловкая. Орудует мечом, обрубывая толстые плети, похожие на сытых удавов. Удар — металлический звон, разрывающий голову на части…
Вглядываюсь в человека, машущего мечом. Чудится что-то знакомое, но я пока не могу понять — что… Юноша оборачивается — и я удивлённо вскрикиваю: это Геллан… или кто-то очень похожий на него… Золотистые кудри — короче, чуть касаются плеч, фигура — тоньше, уже в плечах, а лицо — чистое, гладкое, как на иконе: тонкий ровный нос, синие глаза, мягкая линия губ… Уже не мальчик, но ещё не мужчина, которого знаю я…
— Геллан?.. — зову робко, неуверенно, тихо.
Юноша смотрит сквозь меня, прислушиваясь к чему-то. Лицо, освещённое солнцем, прорисовано чётко, как тонкой кистью… Совершенное в каждой чёрточке, в каждой линии… Юноша сжимает губы — и уже нет сомнений: это он, только моложе и ещё не обезображен. Мягко, почти невесомо, как будто в теле нет костей, скользит он средь камней, то теряясь, то выныривая из густых зарослей.
Примагниченная, иду вслед, уже не глядя под ноги, спотыкаясь, но боясь оторвать взгляд от Геллана. Кажется: отведёшь глаза — и потеряешь его, не найдёшь больше…
Он впереди, я безнадёжно сзади — неловкая, неуклюжая, чудом удерживающая равновесие… Ногам не больно, ладоням, что цепляются за острые каменные выступы, — тоже…
Вдали слышится топот копыт и почти неразборчивая пьяная брань… Геллан превращается в струну — опасную, режущую, натянутую. Пальцы сжимают меч. Он делает шаг назад, камни сыплются из-под ног — громко, звеняще, как гигантское драже, а эхом — свистяще-шипящий рёв…
Хочу крикнуть, но только раскрываю рот: ни звука, хоть я напрягаюсь и стараюсь протолкнуть воздух. Но Геллану не нужно моё предупреждение: он оборачивается быстро, как гибкая лоза, что пригнули к земле и отпустили на волю.