Вверх за тишиной (сборник рассказов)

Балл Георгий Александрович

Еремей Лысов. А я-то! Как намаялся. Мне и роса теперь — одеяло жаркое.

Григорий Шевайтийский. Братцы, про меня не забудьте, я ведь как пшено пареное.

Михаил Суков. Вон — огонь разгорается, через пустыню перекинулся, да холоднее чужой стороны.

Луна вырывается из-за туч.

Семен Ребятников. Поля наши будут вспаханы да перепаханы да без нас… Ой! Проложи дорожку, холодный огонь.

Еремей Лысов.

Спустимся мы по дорожке да глянем вам в глаза — не братцы ли вы родные?

Семен Ребятников. От ветра в чистом луге трава поднимается, от ветра и ложится. Не мы ли лугами пробежали? Ох!

А луна все выше да ярче светит на мужиков.

Федосей Авдеенок. Мы живем в дому без окон. А кто нас спокинул? Кто оставил нас?

Еремей Лысов. А мы выбегем в чисто поле!

Иван Авдеенок. А напустится туча, пойдет частый дождичек — о-о!

Михаил Суков. Не лей! Не лей, частый дождичек! Твои дети замерзши.

Семен Ребятников. Мы сидим по кустам и кусточкам. Хлебушко держим в рукаве.

Семен Ребятников. Холодно! Нам бы здоровья и жизнь…

Еремей Лысов. Нам бы — эх!

Федосей Авдеенок. А ветерок-то — о-о! Сразу к легче.

Семен Ребятников. К погоде — ветер.

Еремей Лысов. Холодно.

Семен Ребятников. Будет погода.

Еремей Лысов. Глядите, братцы, дом-то у Васты старый — только дырки светятся.

Семен Ребятников. Детей у ей отобрали, и лошадь, и корову отобрали, остались только углы. А теперь и стенку — фукнули.

Иван Авдеенок. Неталанная.

Федосей Авдеенок. Правда, братеня, — неталанная, и с Марком-то Кляусом всё ей в разрушение.

Семен Ребятников. Такая у ей кровь, зараженная.

Григорий Шевайтийский. А моей-то крови сколько натекло, братцы.

Появляется Нюра Шевайтийская, останавливается. И сразу в крик.

Нюра Шевайтийская. Ты чего ж домой нейдешь? Ведь теленок пал, слышь!

Григорий Шевайтийский. Ну?

Нюра Шевайтийская. Глядите на него! Глядите на старика этого. И бранчливый и квохтучий. Только и знал, что работал, как бурый волк. А как дали ему, как постебали — вот ён и стал самолюбец. Нет в ем жалости, нет в ем прелести.

Григорий Шевайтийский. Чего ты?

Нюра Шевайтийская. А! Не пройди, не зацепи. Другая с ума б сошла с такой жизни.

Григорий Шевайтийский. Ну, разгорелась баба, за крику твоего слова не осталось, и ночь вся пропала.

Нюра Шевайтийская. Самолюбец!

Постебли его — так он жопой в глаза людям.

Григорий Шевайтийский. Ведь здоровье выбили. Ведь совсем здоровье отобрали.

Нюра Шевайтийская. О детях бы думал, самолюбец!

Тихо проходит Васта Трубкина. Нюра Шевайтийская первая заметила, кинулась.

Нюра Шевайтийская. Ты чего, горюша?!

Васта Трубкина. ОН-то уж поплыл на черных корабликах, а я-то думаю домой мне надо. Как ты думаешь, Нюра, с детями когда я встренусь?

Нюра Шевайтийская. Не знаю, горюша. А чегой-то у тебя?

Васта Трубкина. Головешка.

Нюра Шевайтийская. Зачем тебе головешка горелая?

Васта Трубкина. Сожгли моего милого. А я думала: обниму его, хоть один разок прижмусь. Бросает на пол головешку.

Михаил Суков. Знал ОН судьбу свою. Слово знал — огонь.

Васта Трубкинаобращается к Григорию Шевайтийскому. Нету брата твоего.

Михаил Суков. И злодеям кара назначена: гореть в аду вечным огнем.

Иван Авдеенок. А какое второе слово?

Васта Трубкина. То слово с весной прилетает, Божией птицей поет. И надругались над ним, а ОН терпел. Молитесь за него, молитесь и за меня, осиротелую… Только, видать, время вышло. Идут и сюда поджигатели. Бегите…

Мужики кидаются к пролому, но уже со всех сторон захватило огнем избу.

Васта Трубкина. Вот и мне пришел светлый праздничек. И все мы тут, все.

Горит изба, занимается потолок. Откашлявшись, заговорило радио.

Радио. Внимание! Внимание!.. села Забелин… Помолчало и опять. Внимание! Внимание!.. Треснула балка, рухнула одна стена, из развалин и огня рычало и кашляло Радио. Слышен был и рев машин за пожаром, крики людей. Да что говорят — не разберешь. Рухнула и крыша. Все смолкло.

Еще тлеют черные бревна, дымят, и уж с востока разгорается заря. И встречу грянули птицы, а за освободившейся Вастовой избой открылись поле, лес неоглядный.

Запели птицы, потом опять послышались голоса.

Голос Михаила Сукова. Эй, кто живы!

И сверху и снизу — отовсюду: «Живы! Живы! Живы! Живы!»

Голос Михаила Сукова. Денек-то тёпел буде!

Голос Федосея Авдеенка. Слышите, братцы, скворушка-шпак заливается.