Вверху над миром
Шрифт:
— Нравятся. Никогда от них не устаю.
Лючита вернулась в комнату с высокой бутылкой: кубики льда мелодично звенели о ее стенки.
— Это tierra caliente, —сказала она, многозначительно посмотрев на миссис Слейд, и он взглянул на девушку с огромной досадой.
— Там очень жарко? — поинтересовалась миссис Слейд.
Лючита вняла его предупреждению.
— Не так уж сильно, — ответила она.
— Мне почему-то кажется, что вредно долго оставаться там, где очень жарко, вы так не думаете?
— Там не жарко, — сказал он. — Лючита не это имела в виду. На tierra calienteвовсе
Коктейль помог. Минуту спустя она сказала:
— Должна признаться, я просто поражаюсь вашей заботливости. Стоило все же проделать столь долгий путь, чтобы познать истинное гостеприимство.
Лучше пока соглашаться со всем без колебаний: потом, когда она встретится с Тейлором, можно будет составить план действий. На обед подали множество блюд карри — весь большой стол был уставлен гарнирами. Когда допили кофе, она заметно повеселела.
— Насчет багажа — полагаю, вы захотите забрать все, — сказал он ей. — Сможете поехать дальше прямо оттуда.
Он помог швейцару погрузить вещи в машину и помахал на прощанье, когда Лючита развернула фургон и тронулась вниз по склону. В городе, как только они выбрались из делового района, Лючиту оштрафовали за то, что она ехала слева от белой полосы посередине дороги.
— Если я расскажу Веро, он меня прибьет, — вздохнула Лючита.
— Придется выбрать подходящий момент.
Медленно пробираясь между телегами, запряженными волами, и толпами босоногих пешеходов, Лючита иронично рассмеялась. Вскоре они выехали за город.
22
Сначала было небо, а затем мимо помчались деревья сперва очень близко, над самой головой, с огромными блестящими зелеными листьями. Небо появилось опять, а далеко на склоне каменистого холма — новые деревья: серые, безлиственные, островерхие, целые сотни, и одновременно показалась большая часть холма. Поезд резко дергался при движении, и голова покачивалась из стороны в сторону. В окно над головой задувал ветер, приносивший угольный дым. В лицо то и дело ударялись крошечные крупинки пепла. Он собрался поднять руку, чтобы прикрыть лоб, но в тот же миг мысли его зашевелились. Он неподвижно лежал с закрытыми глазами. Прежде чем выйти из своего укрытия, он подождет, пока не узнает больше. Ему пришло в голову, что, пожалуй, лучше всего вернуться той же дорогой: если его застанут врасплох, он окажется беспомощен. Стоит ему начать слишком много думать, и они это почуют. Он хотел шпионить за ними из безопасной темноты.
В следующий раз, когда он очнулся, глаза были снова открыты, и он видел такое же небо и деревья, как прежде. Потом окинул взглядом свое тело и закрыл глаза. Он был цел и невредим — в серых штанах и сандалиях. Сердце билось слишком быстро и сильно, но в душе царил покой.
Он немного поспал, время от времени слыша, как поезд мчится вперед, грохоча на эстакадах, при этом стук колес эхом отражался от склонов холмов.
Он открыл глаза и осмотрел купе. Там сидел лишь один мужчина — молодой, опрятно одетый и сильно загорелый. «Да, — подумал он, — я знаю его».
Он внимательнее присмотрелся к молодому человеку. Тот напоминал кинозвезду и говорил с убедительностью персонажа фильма, а выражение его лица постоянно менялось в зависимости от фразы. Важно было понять, о чем он говорит.
— Не знаю, — с сомнением сказал он, теперь тоже став персонажем того же фильма. Он изучал серые глаза на симпатичном живом лице.
Молодой человек успокаивающе улыбнулся. На полке у него над головой лежал большой чемодан из свиной кожи, и сверху был сложен плащ.
Они ехали вместе на поезде. Он путешествовал с этим молодым человеком, имя которого вылетело у него из головы: он старел. Старел. Это — единственное объяснение. Но казалось вполне вероятным, что если попутчик разговорится, он вспомнит. Всплывет какое-нибудь слово, которое восстановит связь и полностью его разбудит.
Молодой человек взглянул на часы:
— Примерно в это время девочки должны быть уже в Эскобаре. Там есть что-то вроде гостиницы, и, возможно, они зачем-нибудь там остановятся.
Его слова ничего не значили.
— Прошу меня извинить, — сказал он, пытаясь сесть ровнее. — Я немного заторможен. Сколько я проспал?
— Не знаю. Какое-то время.
Они устремились в темный туннель, а затем вынырнули наружу, и поезд растянулся по длинной кривой.
— О чем вы говорили пару минут назад? — спросил он. Молодой человек отрывисто усмехнулся.
— О чем бы я ни говорил, это была просто увертюра, Я не хотел вас напугать.
— Меня? Напугать?
— Видите ли, я был уверен, что однажды вы очнетесь и начнете соображать, и в конце концов, так и случилось.
Почему-то он ощутил приступ гнева.
— Не могли бы вы объясниться? Я что, по-вашему, ничего не соображал?
Попутчик подался на сиденье вперед и пристально посмотрел на него.
— Теперь-то вы уже выздоровели. Но пару дней назад дела обстояли не так радужно. Понимаете, все, что связано с мозгом, — невероятно сложно. Вы вполне могли очнуться, не имея ни малейшего представления, кто вы, черт возьми, такой.
Слово «мозг» отозвалось неясным эхом.
— Я знаю, кто я, — решительно сказал он, закрыв глаза, хотя в действительности все еще был заторможен. Он занимал маленький центр неизвестной территории, и со всех сторон его окружала пустыня. Именно это имел в виду молодой человек: амнезия.
— Что это было? Что меня угораздило подцепить?
Молодой человек откинулся назад.
— Этой заразы здесь навалом, — ответил он. — Никто не знает толком, как она действует. Некто Ньюболд пару лет назад выделил вирус, который назвали в его честь. Болезнь поражает, как молния, и также быстро проходит, не причиняя заметного вреда. Если не считать, как я уже сказал, этой временной потери памяти.