Вы будете как боги (сборник)

Фромм Эрих Зелигманн

Та же идея выражена в талмудическом тексте: «Это учит вас, что божественное присутствие является [человеку] не через уныние, не через леность, не через ветреность, не через легкомыслие, не через разговорчивость, не через пустую болтовню, но только через радость» (Шаббат 30b) [242] .

Хасидский учитель (Шмельке Никольсбургский) так понимал значение этого высказывания Талмуда: «Но вы должны знать, что от плача в этот день [День Искупления] не будет пользы, если в нем есть печаль» [243] .

Существует намного больше хасидских высказываний, направленных против печали при размышлении о собственных грехах. Очень характерным является следующее:

«Кто бы ни говорил и ни размышлял о своем дурном деянии, думает о скверне, которую совершил и о которой размышляет, тем самым он всей душой

захвачен своими мыслями и тем самым все еще погряз в скверне. И он наверняка не сможет возвратиться, потому что дух его огрубел, а сердце сгнило, и к тому же он может впасть в печальное настроение. Чего вы хотите? Как ни баламуть грязь, она все равно остается грязью. Грешить или не грешить – какой прок нам от этого на небесах? В то время, что я думаю об этом, я мог бы нанизывать жемчуг для радости небес. Поэтому и написано: «Отступись от зла и твори добро» – полностью отвернись от зла, не размышляй соответственно, и делай добрые дела. Ты поступил плохо? Тогда уравновесь это, поступив хорошо» [244] .

Сходное отношение мы обнаруживаем в следующей хасидской истории.

Сказал Кобринер: «В псалме мы читаем: «Ты погружаешь человека в уныние и говоришь: покайтесь, дети человеческие». Но я говорю: «О Господь, если Ты погружаешь человека в уныние, как можешь Ты ждать, что он покается? Дай ему необходимое, и его сердце будет свободно, чтобы возвратиться к тебе» (Кобринер использует парафраз, переводя еврейское слово «дакха» как «уныние», а не «раскаяние») [245] .

Чтобы полностью понять это отношение к греху и покаянию, мы должны помнить, что в еврейской традиции грех и «греховные помышления» присущи каждому человеку (за исключением тех немногих, кто никогда не подвергался искушению). Эта идея не подразумевает «коллективной вины» или «первородного греха», она основана на гуманистической концепции о том, что все мы представляем собой одну и ту же человеческую сущность, поэтому «мы грешили, крали, грабили, убивали» и т. д., как говорится во время службы в День искупления. Поскольку мы все разделяем человечность, нет ничего нечеловеческого в грехе, поэтому нам нечего стыдиться и не за что нас презирать. Наша склонность грешить столь же человеческая, как и склонность к добрым делам и наша способность к «возврату» [246] .

Обсудив на предыдущих страницах акцент, который Библия и постбиблейская традиция делают на сострадании и «возврате», представляется полезным рассмотреть различие двух концепций, которые часто смешивают: «угрозу» и «предостережение». Два примера могут прояснить суть проблемы. Примером угрозы являются слова хозяина работнику: «Если ты не будешь работать четырнадцать часов в день и не выполнишь того-то и того-то, я тебя уволю». Примером предостережения служат слова одного человека другому: «Если ты тронешь этот провод под высоким напряжением, ты умрешь». В определенном смысле оба случая сходны: человека предупреждают о том, что следует сделать (или не делать), и о том, что, если он не последует предостережению, возникнут тяжелые последствия.

Различие тоже налицо. В первом случае тот, кто угрожает, использует угрозу, чтобы заставить другого поступить по его желанию. Во втором случае «угрожающий» человек сообщает о последствиях действия, не зависящих от его воли, и, более того, никакой пользы для себя из этого не извлекает. На самом деле это не угроза, а предсказание причины и следствия. Предостережение оказывается справедливым независимо от действий того, кто предостерегает, в силу обстоятельств, не зависящих от его воли, власти или интереса. Совершенно ясно, что не всегда легко отличить угрозу от предостережения. Разве отец, обещающий нашлепать сына, если тот не сделает уроки, угрожает ему или косвенно предостерегает, что сын не будет преуспевать в школе (и в жизни), если не научится самодисциплине и ответственности? Различие тем труднее провести, что угрожающий часто скрывает свой личный интерес за фасадом кажущегося объективным предостережения. Еще более трудным оказывается различение, если, напротив, объективно справедливое предостережение выражается так, как будто это угроза со стороны иррационального или эксплуатирующего авторитета.

Последняя трудность часто возникает в библейских

историях. Когда мы читаем о том, что Бог угрожает евреям определенным наказанием, если они не подчинятся его повелению, кажется, что имеет место угроза иррационального авторитета, настаивающего на том, чтобы его воля была выполнена. Однако если присмотреться более внимательно к альтернативе между жизнью и смертью, благословением и проклятием, то обнаружится, что Моисей и пророки обычно говорят об альтернативах, предлагаемых моральным законом. Выражается ли этот закон в терминах заповедей Бога и последующего наказания за их нарушение или в терминах психологического предостережения в свете того, что определенные установки и действия приведут к определенным результатам, суть прогноза остается одной и той же. Чтобы решить, что является угрозой, а что – предостережением, необходимо исследовать обоснованность предлагаемой альтернативы и, более того, правомерность предсказанных последствий.

Те, кто не верит в моральный закон и его реалистические долговременные последствия, никогда, конечно, не согласятся с тем, что альтернатива, объявленная Библией, есть реальная альтернатива, а не просто угроза. Те же, кто, включая меня, убежден, что существуют моральные законы, которых человек игнорировать не может ни под каким видом, станут исследовать обоснованность библейских альтернатив.

Тем не менее поскольку Ветхий Завет во многих своих частях высказывается очень авторитарно, даже его предостережения часто звучат как угрозы, а во многих случаях таковыми и являются. Я не хочу сказать, что библейские угрозы – не что иное, как предостережения. Я стремлюсь подчеркнуть принципиальные различия между угрозами и предостережениями и то обстоятельство, что многие библейские «угрозы» на самом деле предостережения. Определение того, в каких случаях это так, а в каких – нет, выходит за пределы этой главы.

VI. Путь: Халаха

Я уже указывал на то, что главный акцент библейской и позднейшей религиозной мысли делается не на знании о Боге, а на имитации Бога. Попытка такой имитации заключается в следовании правильному образу жизни, который называется халаха. Это слово имеет общий корень с глаголом «идти». Халаха, таким образом, есть путь, по которому идет человек, путь, ведущий ко все большему приближению к образу действий Бога.

Прежде чем обсуждать детали пути, хочу кратко указать на принципы, лежащие в основе халахи. При их описании, впрочем, нет нужды повторять то, что уже обсуждалось в главах, посвященных концепциям Бога, человека и истории.

В библейской и более поздней еврейской традиции главной ценностью является утверждение любви, справедливости, свободы и истины. Эти ценности не являются несоизмеримыми, независимыми друг от друга, они образуют ценностный комплекс.

Библейская история сотворения дает поразительное и поэтическое описание утверждения жизни. Создав свет, «И увидел Бог свет, что он хорош» (Быт. 1:4). Создав растительность, «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1:12). Создав день и ночь, «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1:18). Создав первых рыб и первых птиц, «И увидел Бог, что это хорошо. И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле» (Быт. 1:21–22). Создав животных на земле, «И увидел Бог, что это хорошо» (Быт. 1:25). После того как сотворение было завершено, «И увидел Бог все, что он создал, и вот, хорошо весьма» [247] (Быт. 1:31). Только создав человека, Бог не сказал «это хорошо». Согласно хасидской истории, Бог не сказал этого, потому что человек был создан как открытая система, которой предстояло расти и развиваться, он не был закончен, как все остальное сотворенное.

Человек должен делать основной выбор между жизнью и смертью. Библейская строка «Вот, я сегодня предложил тебе жизнь и добро, смерть и зло» (Втор. 30:15) приравнивает жизнь к добру, а смерть – к злу. Несколькими строками ниже этот выбор сформулирован так: «Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Втор. 30:19).

Жизнь – высочайшая форма для человека, Бог – живой, и человек – живой, фундаментальный выбор для человека – между ростом и разрушением.