Вы прекрасны, вы грустны
Шрифт:
Соланж имела власть над Шопеном, и большую власть. И она стала настраивать его против своей матери, чтобы отомстить ей за ее отрицательное отношение к своему избраннику. Она объяснила Шопену их семейные раздоры не бешеным характером ее мужа-скульптора, который однажды замахнулся молотком на ее брата Мориса и был остановлен кулаком Жорж, а тем, что ее мать любовница одного из товарищей Мориса и не хочет иметь в доме свидетелей. И что же Шопен? Шопен с готовностью всему поверил.
"Я беспокоюсь, я боюсь. Не получаю известий от Шопена в течение многих дней, - пишет Жорж Санд Мари де Розьер 25 июля 1847
– Он собирался приехать и вдруг не едет и не пишет... Я бы выехала, если бы не страх разминуться с ним и ужас при мысли, что в Париже я могу подвергнуться ненависти той, кого вы считаете такой доброй... Иногда я стараюсь себя успокоить тем, что Шопен любит ее больше, чем меня, сердится на меня и стоит на ее стороне...
Наконец с утренней почтой приходит письмо от Шопена! Как всегда, мое глупое сердце обмануло меня; шесть ночей я пролежала без сна, тревожась о его здоровье, а он в это время дурно говорил обо мне с четой Клезенже, дурно думал обо мне". Она написала Шопену: "Прощайте, мой друг. Скорее поправляйтесь от всех ваших болезней... и я буду благодарить Бога за эту необычайную развязку девяти лет исключительной дружбы. Давайте иногда знать о себе. Возвращаться ко всему остальному бесполезно".
О последней их встрече рассказал Шопен в письме к Соланж 5 марта 1848 года.
Они случайно столкнулись в дверях передней дома госпожи Марлиани.
– Здравствуйте...
– задумчиво произнес Шопен.
Жорж ответила более естественно и слегка улыбнулась.
– Давно ли вы получили письмо от Соланж?
– спросил Фридерик.
– Неделю тому назад, - сказала Жорж.
– А вчера не было письма? Позавчера?
– Нет.
– В таком случае могу сказать, что вы стали бабушкой. У Соланж родилась дочка, и я рад, что первым могу сообщить вам эту новость, - сказал Шопен, и в последних его словах чувствовалась теплота. Правда, непонятно, чему она была адресована - материнству Соланж или тому, что он разговаривал со своей прежней любовью.
Жорж поблагодарила, впрочем не проявив никаких эмоций.
Шопен попрощался и стал спускаться по лестнице. Потом он вдруг вспомнил, что забыл сказать о самочувствии Соланж, и послал своего слугу к Жорж Санд сообщить, что ее дочь чувствует себя хорошо, ребенок тоже. Он дождался, пока они спустились вместе - слуга и Жорж. Она поблагодарила Шопена за сообщение и спросила, как он себя чувствует.
– Хорошо, - ответил бывший любовник.
Они распрощались. Шопен пошел в сторону Орлеанского сквера, а Санд по улице Вилль л'Эвек в другую сторону. Ни он, ни она ни разу не обернулись, чтобы в последний раз посмотреть друг на друга.
Так навсегда закончилась третья "материнская" любовь Жорж Санд.
Вечный поиск Веры Комиссаржевской
За всю историю своего существования русская сцена знала немного таких актрис. Ермолова, Комиссаржевская, Коонен, Тарасова... Это актрисы от Бога. Но помимо божественного таланта, данного свыше, есть у них у всех еще одна общая черта - это самоотречение. Отказ от всего, что не касается сцены главного их дела. Отказ от личной жизни, от соблазна свить теплое гнездо, воспитывать детей, заботиться о семье - то, к чему стремится каждая женщина.
Дорогой ценой купили они себе славу и всенародную любовь. И шли по пути
В своих путешествиях она всегда была окружена восторженными поклонниками, самые настойчивые из которых составляли ее рыцарскую свиту и в разное время могли похвастаться тем, что были счастливее остальных. Но Комиссаржевская была актрисой будущего, она не могла долго увлекаться сиюминутными страстями. Она думала об Ибсене, Чехове и Метерлинке и играла так, как никто не играл в то время, тонко передавая символизм и глубокий психологизм своих героинь.
Но начиналось все, конечно, не с Чехова и Ибсена.
Известный русский тенор Федор Петрович Комиссаржевский не собирался из старшей своей дочери Веры делать актрису. Более того, он прогонял от себя даже мысль об этом. Но вся обстановка в доме способствовала как раз противоположному. В семье Комиссаржевских собиралась интеллигенция Санкт-Петербурга. Писатели, юристы, врачи, артисты, композиторы, художники. Но больше всего среди них было представителей сцены - и оперной, и драматической. Мусоргский был другом отца и частым гостем, актер Горбунов развлекал гостей пародийным изображением известных людей, да и сам Федор Петрович репетировал дома, в своем кабинете, и девочки Вера и Надя разучивали его оперные арии и потом разыгрывали вдвоем сцены из "Женитьбы Фигаро" или "Севильского цирюльника".
Однажды, вернувшись из Мариинского театра, который был постоянным местом его работы с тех пор, как он возвратился из Италии, отец вдруг услышал серенаду графа Альмавивы, которую исполнял детский девичий голос. Федор Петрович осторожно, не выдавая себя, на цыпочках приблизился к детской комнате. И увидел такую картину. Вера, стараясь понижать голос, чтобы он хоть немного был похож на мужской, пела партию Альмавивы:
Но сердце мое полно только тобой,
И надеждою бьется оно,
Что заветное стукнет окно,
Что на миг я увижу тебя.
А Надя-Сюзанна ей отвечала:
Продолжайте, вас слушаю я...
– Господи, девочки мои, да откуда вы знаете слова? Да вы поете, как настоящие артисты, что я слышу!
– воскликнул пораженный Комиссаржевский.
– Папа, мы поем, как ты с учениками, мы хорошо усвоили твои уроки. Иногда мы слышим, как вы занимаетесь, - сказала польщенная Вера.
"Да, видно, судьба распорядится по-своему, вопреки моим желаниям, и Верочка станет актрисой", - подумал тогда Федор Петрович. Роли в домашних спектаклях в исполнении Веры не были похожи на исполнение девочками ее возраста ролей в домашних сценках. Если она изображала графиню, то это была взрослая женщина, а не старательно играющая ее девочка.