Выбери себе смерть
Шрифт:
– Видимо, да, она не могла появиться с другой стороны, – уверенно ответил следователь.
– Но ведь там автомобиль обычно притормаживает, а уже затем, свернув, набирает скорость. Вам не кажутся нелогичными действия автомобилиста, сбившего Коробова?
– У нас в практике бывает и не такое, – лениво возразил следователь. – Как напьются, так ездят, не соблюдая никаких правил.
– Не поэтому, – возразил Колчин, – просто там водитель вынужден притормаживать, иначе он не впишется в поворот.
– Может
– Вы нашли каких-нибудь свидетелей? – раздраженно спросил Колчин.
– Рано утром какие свидетели? Все спешили на работу. Хорошо еще, успели оказать пострадавшему первую помощь и вызвать врачей.
– Он ехал с той стороны, – снова настаивал Колчин. – Ведь водитель отлично все видел. Посмотрите, здесь даже нет тормозного следа, – наклонился он над асфальтом. – Вам не кажется, что Коробова сбили нарочно?
– Только не надо шить политику, – устало произнес Салтанаев. – Кому он нужен был, ваш майор! Сейчас в России генералов покупают пачками и по дешевке. Простите, товарищ подполковник, но я привык говорить правду.
– Только не с офицерами ФСК, – почему-то сказал Колчин. – Мне здесь все понятно. Я все-таки настаиваю на том, что Коробова сбили намеренно. И собираюсь это доказать.
– Как вам будет угодно, – согласился следователь.
Обратный путь они молчали. Салтанаев даже немного вздремнул: для него автомобильное происшествие было заурядным уголовным делом.
На работе Колчина уже ждал факс, переданный из Минска. Здесь был подробный акт патологоанатомического исследования трупа Иванченко. Взяв бумаги, Колчин поспешил в лабораторию. В прежнем КГБ была своя большая патологоанатомическая лаборатория, был свой морг и свои многочисленные специалисты. Позднее, после демократизации, морг уже не нужен был в таком объеме, а после разделения КГБ на разведку и контрразведку в лаборатории вообще осталось несколько специалистов. Одним из старейших специалистов был Генрих Густавович Шварц, немец по национальности, взятый на работу еще в годы хрущевской «оттепели» и с тех пор работавший в лаборатории КГБ – ФСК.
Колчин хорошо знал, что Шварц был одним из лучших специалистов и только поэтому начальство терпеливо сносило его национальность и беспартийность.
На его счастье, Генрих Густавович был в своей лаборатории. Колчина он знал давно – еще по совместным делам в середине восьмидесятых.
– Молодой человек, – для Шварца все моложе пятидесяти были молодыми людьми, – вы могли бы чаще заходить к нам, навестить старика, – укоризненно произнес Генрих Густавович, увидев Колчина.
– Какой вы старик, Генрих Густавович! – польстил тому Колчин. – Вы еще совсем молодой человек. Вам ведь нет еще семидесяти.
– Спасибо, что помните, Федор Алексеевич. А я всегда к вам хорошо относился. В вас есть нечто человеческое.
Колчин улыбнулся.
– А вы не улыбайтесь. Знаете, есть известный немецкий анекдот. Банкир вставил себе стеклянный глаз и ходит по банку, меняя стекляшку, вставляя ее поочередно то влево, то вправо. И никто не может угадать, где настоящий глаз, а где стеклянный. И только истопник всегда правильно угадывает. Наконец банкир спрашивает его, каким образом тот всегда угадывает? «В вашем стеклянном глазу, – отвечает истопник, – есть что-то человеческое». Смешно, правда?
– У меня такие же стеклянные глаза? – не удержался Колчин.
– У вас у всех такие глаза. Простите меня, Федор Алексеевич, вашим глазам я верю. А вот некоторые ваши коллеги вызывают даже у меня чувство страха. Представляю, каково их подследственным, – сделал страшные глаза Шварц и подмигнул Колчину. – Теперь рассказывайте, зачем пришли.
– У меня есть один протокол вскрытия. Человек в возрасте пятидесяти трех лет умер от сердечного приступа после ранения. Я бы очень хотел, чтобы вы посмотрели акт.
– По акту особенно не разгуляешься, – заметил Шварц, взяв бумаги, – здесь нужен сам покойник, чтобы квалифицированно дать заключение. Может быть, болевой шок? Не похоже, он умер через три дня после ранения. У него было больное сердце?
– Кажется, нет, он был специалистом особого подразделения, а там больных не держат.
– Любопытно. – Шварц продолжал читать сквозь свои знаменитые очки в роговой оправе. У него было минус восемь, и это спасло его когда-то от армии и принудительного обращения в офицера их службы. Он был хорошим специалистом, а бывшему КГБ нужны были именно такие люди.
Шварц читал внимательно, минут двадцать. Колчин терпеливо ждал.
– Нет, – наконец сказал Шварц, – так очень трудно составить заключение. Некоторые вещи могу только предположить. Ранение было серьезным, но не смертельным. Лечили правильно. Судя по всему, он должен был поправиться. Сердечный приступ был внезапным, и, если не считать больного сердца, все остальное было в порядке. Кстати, что он ел в последний день своей жизни?
– Не знаю, – растерялся Колчин.
– У него была язва – такое возможно?
– Значит, он все-таки был болен?
– Я спрашиваю, а не утверждаю. Ему давали молоко? Хотя да, вы же не знаете. Нет, Федор Алексеевич, ничего более конкретного по протоколу вскрытия я сказать не могу. Мне нужен сам покойник, иначе все это вздор.
– Ничего более определенного вы мне сказать не можете? – разочарованно спросил Колчин.
– По этим протоколам – нет, – твердо ответил Шварц. – В Минске тоже работают не дилетанты. Они очень тщательно провели вскрытие. Я не думаю, что они пропустили какие-то вторичные признаки.