Выбитый генералитет
Шрифт:
— А Вацетис, — подсказали ему — это тот, который ныне необходим.
И сорокачетырехлетний полковник возглавил бывшую царскую ставку, став начальником оперативного отдела полевого штаба. Но пришлось не только планировать по карте операции красных отрядов, но и писать боевые документы. На ставку вдруг двинулись вражеские силы: три пехотные дивизии и бригада улан.
И главковерх Крыленко вызывает Вацетиса:
— Отныне вы командуете всеми силами Республики. Стягивайте к Могилеву преданные революции полки и отряды. И никакого промедления!
И Вацетис справился с чрезвычайным заданием. Белогвардейский мятеж ликвидировали.
Потом Вацетис возглавил латышскую
В это тревожное время Вацетису поручили транспортировку трех железнодорожных эшелонов из Москвы в Казань. Это была нелегкая и ответственная задача сохранения всех запасов российского золота. Когда эшелоны достигли волжских берегов, там вспыхнул мятеж белогвардейщины и пленных чехов, едущих во Владивосток.
— Вацетису быть командующим Восточным фронтом! — последовал приказ из Москвы.
И он вступил в командование фронтом, подчинив отряды Фрунзе, Тухачевского, Гая, Чапаева, Каширина, Блюхера. Из отдельных отрядов был фактически создан фронт. Была проделана большая работа по преобразованию отрядов в регулярные части и соединения. Под руководством Вацетиса войска фронта добились первых успехов в боевых действиях по подавлению мятежа Чехословацкого корпуса.
А 6 сентября 1918 года его назначили главнокомандующим Вооруженными Силами Республики. Он принимал активное участие в формировании фронтов, ликвидации в частях и соединениях партизанщины и создании регулярной Красной Армии.
С августа 1919 года и до конца гражданской войны Вацетис работал в Реввоенсовете Республики.
С 1921 года Вацетис переключается на преподавательскую работу в Военной академии РККА (академии им. М. В. Фрунзе). Начал там с должности преподавателя истории военного искусства, затем, став профессором, возглавил руководство кафедрой истории войн.
За заслуги он был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды.
Когда Вацетис предстал перед пресловутой «тройкой» суда, он, выслушав обвинение, спросил:
— За что меня судят? Что, не жалея себя, честно выполнял свой воинский долг в интересах Республики?
— Вопросы вам задавать не положено, — отвечал председательствующий. — Вы должны ответить, признаете ли вы вину?
— Конечно, нет, нет и еще раз нет…
Его расстреляли 28 июля 1938 года.
Ниже приводится с небольшими сокращениями одна из журнальных статей Вацетиса, опубликованная в 1927 году.
Около 4 час. дня левыми эсерами был убит германский посол граф Мирбах. Затем заранее сосредоточенные левыми эсерами в Трехсвятительском переулке вооруженные части заняли помещение ВЧК, арестовали и заперли в погребе Дзержинского, его помощника Лациса и председателя Московского Совета Смидовича. Только в этот момент выяснилась серьезность создавшегося положения.
Во главе восстания оказались эсеры Александрович и Прошьян. Первый состоял помощником председателя ВЧК, а второй — членом Высшей военной коллегии.
Из Трехсвятительского переулка, где в особняке Морозова поместился штаб повстанцев и левоэсеровское «правительство», части мятежников стали продвигаться к Кремлю, захватывая близлежащие улицы и площади.
Первые известия о левоэсеровском восстании. 6 июля пополудни я находился в помещении технической редакции на Садово-Кудринской. Около 5 час. адъютант сообщил мне из штаба дивизии по телефону, что меня разыскивает Подвойский. В это же время к подъезду подъехал автомобиль. Из него вышел секретарь Подвойского и, зайдя в комнату, в которой находился также Антонов-Овсеенко, предложил мне немедленно
Наш автомобиль поминутно останавливали на улице вооруженные патрули, разъезжавшие на вооруженных грузовиках и проверявшие удостоверения личности. При одной такой остановке я узнал, что ищут автомобиль, на котором скрылись убийцы германского посла графа Мирбаха.
Наш автомобиль остановился у подъезда того флигеля, в котором ныне находится Высший военный трибунал.
Без пропуска и без исполнения прочих строгих формальностей меня привели в боковую комнату, в которой находились Подвойский и комвойск округа. У стены, подальше от окна, стоял массивный деревянный стол, на котором был разложен план гор. Москвы и ее окрестностей.
Я спросил Подвойского, с которым был знаком, в чем дело. На мой вопрос ответил с удивлением комвойск:
— Как, вы не знаете, что в городе восстание и положение очень серьезное?
Дальше взял слово Подвойский и сказал мне голосом, не терпящим возражений:
— Вы нам составьте план ночной атаки; мы атакуем в 4 часа утра.
Я задал вопрос:
— А на какие войска вы рассчитываете?
Мне ответили:
— Главным образом на полки Латышской дивизии; прочие войска малонадежны.
Задаю вопрос:
— А где войска левых эсеров?
Подвойский указал на плане Трехсвятительский переулок. Во время нашего разговора поступали донесения от каких-то людей, непрестанно входивших в комнату и выходивших. Сообщались разные сведения и предположения. Было ясно, что организованной работы еще нет.
Для командования войсками мной было предложено вызвать командира 1-й бригады Латышской дивизии Дудина.
Я стал знакомиться с положением дела. Сведения об эсерах были весьма недостаточные. Подвойский и комвойск говорили, что повстанцы заняли Трехсвятительский переулок и там укрепляются, что заставы их приближаются к Кремлю и расположены по р. Яузе. На основании таких кратких сведений пришлось приступить к составлению плана действий. Прежде всего, надо было крепко держать в своих руках Кремль, затем необходимо было укрепиться в городе так, чтобы не дать возможности присоединившимся к повстанцам массам распространяться по городу. Для этого я полагал необходимым занять все важные в тактическом отношении площади и перекрестки. Войсками же занять исходные положения: у храма Христа Спасителя, на Страстной площади и в Покровских казармах.
Был ли левоэсеровский заговор неожиданностью? О том, что в Москве что-то неладное, мы догадывались. Недели за три до восстания мной, как начальником Латышской дивизии, было замечено, что какая-то властная рука старается очистить Москву от латышских частей, направляя их в разные провинциальные города якобы для восстановления советской власти. Ордера на отправку латышских частей присылались на мое имя и исходили от помощника председателя ВЧК Александровича.
До тех пор пока таковые ордера требовали отправки сравнительно небольших частей, особенного внимания они к себе не привлекали, но дней за десять до восстания я получил ордер от Александровича: отправить немедленно один батальон 1-го полка в Нижний Новгород, в распоряжение исполкома. Распоряжение это мной было выполнено, но из Нижнего командир батальона донес, что местным исполкомом прибытие латышских стрелков было встречено с удивлением. Положение советской власти там считалось прочным, и о присылке латышских стрелков никто не просил. Аналогичное донесение было получено от командира одного батальона 2-го полка, посланного таким же образом на юг.