Выбор альтернатора
Шрифт:
— Ну, когда кусает другой оборотень.
— А когда тебя кусает клоп, ты что, начинаешь бросаться на людей? — с некоторой долей ехидства спросил Максуэлл.
— Если бешеный, то да.
— Хорошо, тогда ответь: откуда взялся самый первый оборотень? Его кто укусил?
Вопрос поставил меня в тупик.
— Ну и откуда они появились? — спросил я.
— Магия, — вполне предсказуемо ответил Максуэлл. — Есть маги, готовые дать любому подобную силу. Не предупреждая, конечно, о последствиях.
— Что за последствия?
— Вечная жажда крови и необходимость убивать. Людей, разумеется,
— А зачем кому-то оборотни? — Мне с трудом верилось, что кто-то лепит их просто от скуки.
— Они вынуждены служить хозяину и питать его.
— Как — питать? — не уразумел я. — Они ему что, трупы таскают?
— Питать силой своих жертв, — пояснил Максуэлл. — Той самой загадочной субстанцией, которая выходит из человека в момент его гибели. Подобную ты и видел на своих руках. Любой маг поддерживает себя ею, это наше проклятие.
— А ты как питаешься? — не удержался я.
— Надеюсь, — Максуэлл холодно посмотрел на меня, — ты простишь, если я не стану отвечать на этот вопрос.
— Конечно, — смутился я, — просто хотелось о магии побольше узнать.
— Малыш вырос в дремучих лесах неподалеку от Ферея, здесь недавно, — довольно ухмыльнулся Перри.
Насчет «малыша» я решил разобраться попозже.
— Тогда понятно, — оттаял Максуэлл. — Мало кто из магов хочет жить снаружи.
— Снаружи? — переспросил я.
— Вне городов, — пояснил он. — Конечно, не простых, а крепостей, как наша.
— Почему? — Меня уже начинала злить привычка собеседника умолкать в середине темы.
Максуэлл тяжело вздохнул, словно я попросил его провести ликбез по простейшим вопросам, плеснул еще вина и лишь потом продолжил:
— Видишь ли, места, на которых построены наши крепости, являются средоточием особой силы, суть которой тебе все равно не понять. Такая сила есть в любом уголке земли, но тут она максимальна. Маг, покинувший крепость, теряет значительную часть своих возможностей. Допустим, здесь я могу летать, но стоит мне оказаться за крепостными стенами, и я едва ли оторвусь от земли. Без силовой подпитки мы способны разве что на невинные шутки.
— Хороши шутки! — пробормотал я и, не удержавшись, рассказал о Лейрусе, точнее, о его «невинных» проделках с тенью. — Тоже шалости, что ли? — осведомился я.
— Это по плечу последнему недоучке, правда, с условием, что он решил умереть, — спокойно отреагировал Максуэлл.
— По-моему, он вовсе не хотел умирать, — возразил я, — скорее, собирался покончить с нами!
— Нет, — улыбнулся Максуэлл, — он был обречен и пошел на это сознательно. Что может быть приятнее, чем покончить с врагом — даже ценой своей жизни?
— Пожалуй, ничего, — согласился я.
— Ну, раз вопросы исчерпаны, — Максуэлл поднялся с кресла, — не смею вас задерживать.
Комната обрела первоначальный вид, включая возвращение клавесина. Сдерживая проклятия, я поднялся с пола и хмуро покосился на инструмент.
— Обращусь к музыке, если вы не возражаете, — добил нас Максуэлл.
Я, конечно, возражал, да и Перри, наверное, тоже, но сказать об этом вслух мы не решились.
Едва вышли в коридор, как вокруг зашелестели мертвые голоса. Я попытался одолеть проклятый коридор бегом, но едва ускорял ход, как мои ноги начинали
Мы вышли из дома, пробежали по дорожке, которая исчезла сразу за нами. Лишь когда удалились основательно, я позволил себе выругаться.
— Ты хотел узнать, как он питается? — оскалился Перри.
— Стой, — догадался я, — музыкой он душу из нас вытягивал?!
— Да… Смотри по сторонам.
Совет был не лишним: уже смеркалось, и местное население заметно оживилось.
Внимательность помогла не очень. По пути мы трижды ввязывались в драки, к счастью, с простым сбродом, который одолевали без труда. Правда, я все равно умудрился серьезно пострадать: какой-то чудак, перед тем как отправиться к праотцам, достал ногой мой и без того изуродованный нос, вызвав во мне приступ дикой боли и не менее дикой ярости. Перри насилу оторвал меня от уже остывавшего тела, и я еще долго кидался на все подряд подозрительные тени, мелькавшие в этом райском уголке.
В общем, настроение было совсем не праздничное, даже на ежевечернюю попойку идти не хотелось. Желалось одного: добраться до дома, лечь в кровать, закрыть глаза и умереть, пока не стало еще хуже.
Однако Перри, не слушая возражений, насильно затащил меня в таверну, приказав «нажраться до полной отключки». Я, конечно, обозвал его бесчувственной скотиной, равнодушной к чужому горю, однако командир есть командир… Если бы я вовремя вспомнил о его коварстве, то не задумываясь дезертировал бы! Но я так верил ему…
Три последующих дня я не выходил из дому — чтобы не позориться перед местным сбродом. Перри, издеваясь, советовал мне появиться в свет, дабы вся преступность сдохла от смеха. На это я неизменно отвечал ему на языке, известном как нелитературный.
А все почему? Потому что эти неразумные люди — граждане Лоренгарда — легко использующие магию и наркотики, не успели изобрести банальный лейкопластырь!..
Подчиняясь приказу Перри, я накачивал себя вином, быстро дойдя до состояния полного аута. Настроение улучшаться и не думало. Я злобно огрызался на шутки в свой адрес и открыто проклинал Перри, который не только затащил меня сюда, так еще и подливал без устали! Правда, в конце концов печали испарились, и я смог сосредоточиться на одном: как бы не упасть на больную часть лица. В общем, через пару часов я благополучно вырубился, завалившись на спину.
Очнулся я от острой боли в носу. Открыв глаза, сперва решил, что вижу рядовой кошмар — пусть и жуткий, но безопасный. Я лежал в ярко освещенном помещении на столе, тщательно связанный, с жестко зафиксированной головой и кляпом во рту, то есть не имел никакой возможности двигаться и ругаться. Надо мной с небольшим окровавленным ножом в руке склонился Уэлч.
— Давно просил Перри привести тебя ко мне, — спокойно ковыряясь ножом в моем носу, сообщил он, заметив, что я очнулся. — Наконец-то он это сделал!.. Признаться, давно не видел такого изящного уродства! Это же надо представить: множественные переломы — один на другом, внушительная костная мозоль, искривление более чем наполовину…