Выбор Геродота
Шрифт:
— Что именно я должен ему сказать?
— Пусть пропустит меня в залив Керамик. Книд и Галикарнас останутся свободными портами, карийские деревни я не трону, но эпибаты высадятся там, где мне надо.
— Ты уверен, что он согласится?
— Не уверен, хотя очень на это надеюсь… Во-первых, Галикарнас — морской порт. Лигдамид должен понимать, что торговля невозможна в условиях войны. Кто в море хозяин, тот и заказывает музыку. Остальные под нее пляшут. Во-вторых, сотрудничество будет оплачено. Я напишу связнику, чтобы он выдал
— Он не станет со мной разговаривать — кто я такой… Тем более после ареста сына.
— Тебя представит мой связник.
— Если у тебя в свите эсимнета есть свой человек, почему не поручить переговоры ему?
— Он выполняет другую задачу.
Паниасид сжал губы, обдумывая ситуацию. Кажется, афинянин хочет загрести жар чужими руками. На выгодное предложение его просьба совсем не похожа.
— Совет… Народ… — усмехнулся он. — Давай без этого пафоса. У меня есть свой народ в Галикарнасе. Мне нужно сына спасать. Я ради него готов пойти на смерть. А ты мне тут про торговые перспективы рассказываешь…
— Хорошо, — спокойно согласился стратег. — Видимо, с тобой надо разговаривать, как с деловым человеком. Мы едины в одном: Лигдамид — негодяй. Но для меня он — полезный негодяй. Что тебе нужно? Деньги?
Паниасид усмехнулся:
— Я не продаюсь.
— Тогда что? Назови плату.
Галикарнасец для себя все решил:
— Помощь племяннику. Я его люблю как сына. И верю, что он прославится. Место Геродота в Афинах. Возьми его под свое крыло.
Стратег удивился:
— А ты на что? Он за тобой как за каменной стеной.
Паниасид кисло улыбнулся:
— Я не смогу всегда быть рядом. У меня семья. Считай, что я теперь на вечном приколе в Галикарнасе. А племянник только начинает жить. Перед ним открыта вся ойкумена.
Кимон даже не раздумывал:
— Хорошо. Обещаю, что в Афинах у Геродота будет крыша над головой и еда. Остальное будет зависеть только от него.
"Все-таки продался", — довольно подумал стратег, выходя из рубки…
За островом Парос море стихло. Матросы сняли с бортовых люков кожаную завесу. Натянув на лицо форбею, келейст выдул рабочую трель. Отдохнувшие платейцы помолились Гере, после чего налегли на весла.
Вдали выросли горы Наксоса. Вскоре показались мраморные врата недостроенного храма Аполлона на островке Палатия. По склону холма за гаванью взбегали белые постройки Хоры.
Кимон приказал вывесить вымпел "Малый ход". Эскадра направилась к северному берегу острова, чтобы высадить эпибатов. Если придется отступить, корабли быстро выйдут в открытое море благодаря южному ветру.
Вскоре в долине вырос частокол из бревен, за которым заполыхали костры, — за два дня пути экипажи триер и эпибаты впервые получат горячую пищу. После того как с гиппосов спустили лошадей, тарентина рванула к холмам на разведку…
На закате в восточной части острова бросил якорь керкур со всевидящим
Когда кожаная шлюпка уткнулась носом в берег, трое пиратов спрыгнули в воду. Им предстояло выйти к лагерю повстанцев, среди которых были беглые рабы, морские разбойники, мелкие торговцы, а также наемники, бросившие армию Ксеркса после поражения при Микале, — все те, для кого сильный афинский флот был как кость в горле.
Керкур ушел в тайную бухту среди скал. Переночевав под перевернутой лодкой, пираты с рассветом направились вглубь острова. У подножия Зевса располагалось поместье Эвриптолема.
Здесь они и решили скоротать следующую ночь.
Часть третья
УБИТЬ ТИРАНА
ГЛАВА 8
468 г. до н. э.
Наксос, Афины, Спорады, Галикарнас
Раздвинув ветви мастикового дерева, пираты вглядывались в усадьбу.
Скирды скошенной травы, куча навозных лепешек, в загоне топчутся козы. Двери сенника и дровяника закрыты. В тени кипариса лениво развалилась собака. На кипучую хозяйственную жизнь это совсем не похоже.
За сараями тянулись длинные ряды виноградных лиан.
— Ворота на запоре, — заметил Гринн.
— Навоз сухой, значит, собрали давно, — сказал Батт. — Похоже, никого.
— Кто-то должен быть, раз козы не на выпасе, — сделал вывод Гнесиох.
Потом добавил:
— Собака ваша. Я пошел в дом.
Пираты разделились. Подельники остались на месте, а Гнесиох осторожно двинулся в обход фасада. Подставив к стене опрометчиво забытую хозяевами корягу, он полез в окно.
Собака вскочила. Батт с Гринном быстро вышли на открытое место. Один сжимал толстую сухую ветку, другой вытащил нож. Волкодав с лаем бросился на чужаков.
Батт выставил сук перед собой. Гринн держался в нескольких шагах, пряча руку с ножом за спиной. Стоило мощным челюстям сжать ветку, как Гринн в прыжке сунул клинок в мягкое подбрюшье. Собака с визгом покатилась по земле.
Уже не таясь, оба пошли к портику. Кобыла, стреноженная возле одной из скирд, с любопытством повернула голову. Гринн на ходу вытер лезвие пучком сорванной травы.
В перистиле шуршал гравий — Гнесиох волочил за ноги труп старика. Спокойно и деловито, словно это была жертвенная овца. От ступеней перед входом тянулся кровавый след к колоннаде.
Пираты осмотрели дом; Нашли в кладовой несколько головок сыра, корзинку чеснока и пифос с мукой. Потом сняли с полки мешочек вяленых смокв. Этих припасов должно хватить на несколько дней.