Выбор сталкера

Бондарев Олег Игоревич

– И вы хотите, чтобы я вот так запросто вам поверил?

– А вы сами подумайте, нужно мне было в детали лезть? Меньше знаешь – крепче спишь. Мне за что пообещали заплатить, то я и делал – сопровождал. Лабу найти хотите? Я помогу. Но только в обмен на свободу.

– А вы наглец, – заметил Разуваев, – каких поискать.

– Я просто не настолько глуп, – пожал плечами Смычок, – чтобы два и два не сложить. У вас на меня на самом деле ничего, кроме незарегистрированного ствола, нет. Да и ствол вам, конечно же, не нужен – так, повод зацепиться. Вам нужна

информация, и потому вы угрожаете мне сроком за какое-то там «хищение». Но состава преступления нет. А без него меня могут обвинить, как я уже сказал, только в незаконном хранении оружия. Хотите – отправляйте меня в полицию, пусть оформляют. Три года уж как-нибудь отсижу. Только лабораторию вы без меня не найдете.

Перед глазами мелькнула сценка из прошлого – как он всаживает четыре пули в Косого, как плюет в лицо медленно поглощаемому «зыбучим камнем» бандита. Хорошо, что Разуваев не умеет мысли читать, подумал Костя с прежней непроницаемой миной.

Майор покосился на Колю.

– Думаю, с учетом того, что случилось с Замятиным… – начал было тот, однако Разуваев резко оборвал его на полуслове, сказав с нажимом:

– Коля, подожди снаружи.

Мордоворот не стал спорить: в голосе начальника явно слышались стальные нотки – это был приказ, не подлежащий обсуждению. Миг – и он уже скрылся за дверью, оставив шефа и сталкера наедине.

Смычок с трудом сдерживал победную улыбку. Ай да Коля, ай да сукин сын! Это ж надо так глупо вскрыть перед задержанным сталкером все карты! А ведь Костя до последнего не очень верил, что с Замятиным может что-то случиться – хотя бы потому, что вчера Егор совершенно не походил на человека, который вот-вот умрет. Напротив, он много улыбался и казался здоровым и полным сил.

Службисты могли запереть сталкера в подсобке и морить голодом до тех пор, пока не расскажет все буквально за хлебный ломоть. Могли и вовсе пытать его, наплевав на декларацию прав человека и Уголовный кодекс.

Они могли многое, пока не проговорились насчет Замятина.

Теперь же преимущество было уже на стороне Смычка.

– Хорошо, – сказал Разуваев, едва дверь за Колей закрылась. – Если вы расскажете нам, где находится лаборатория, и эта информация подтвердится, мы вас отпустим.

– Есть еще кое-что, – неожиданно произнес Костя.

Майор недоуменно выгнул бровь.

– И что же это? – нехотя спросил он, с явным трудом поборов гнев, который буквально распирал его изнутри.

В народе подобное поведение называли просто – «хаметь на глазах». Поначалу Смычок только и мечтал снова оказаться на свободе, но теперь решил, что этого мало. Ведь вне зависимости от того, заболел ли Замятин, впал в кому или же умер, вознаграждения за его спасение Смычку не видать. А Вере таблетки нужны уже сейчас…

– У моей дочери болезнь Руффа, – сказал Костя, откашлявшись.

Рассказывать об этом начальнику институтской СБ было крайне сложно, хотя бы потому, что таким образом Костя, по сути, признавался в своем сталкерском прошлом и конкретно в том, что совместное путешествие с Замятиным –

не исключение, а обычный, рядовой визит в Зону. Впрочем, есть ли теперь смысл что-то утаивать? Разуваев узнал бы все это по щелчку пальцев, с его-то связями.

– Сочувствую, но… – нахмурился Разуваев. – Это-то здесь при чем?

– Притом что у нее только первая стадия. Волосы поседели… пока что. Поэтому, если я раздобуду лекарства…

– Постойте-ка, вы что же, хотите, чтобы я обеспечил вашу дочь иралиумом? – вскинул брови службист. – Вас отпустил, ее вылечил… Жене вашей ничего не надо?

– Ей надо то же, что и мне, – чтобы дочь была здорова, – сухо произнес Смычок. – Я и с Замятиным-то связался только из-за денег. Уж вы-то должны понимать, как моей дочери нужно это лекарство…

– Не давите на жалость, – поморщился Разуваев. – В том, что ваша дочь больна, виноваты только вы сами. Руфф на пустом месте не возникает, это я знаю на сто процентов, можете даже не спорить.

– В любом случае, если вы не согласитесь обеспечить мою Веру иралиумом, ищите другого проводника, – подытожил Костя.

Разуваев откинулся на спинку кресла и смерил Смычка оценивающим взглядом, видимо пытаясь разобраться, блефует ли сидящий перед ним сталкер или говорит всерьез.

– То есть вы хотите, чтобы я обеспечил вашу дочь лекарствами до конца жизни и отпустил вас «вчистую» – в обмен на информацию о местоположении лаборатории? – уточнил майор.

– Да, – кивнул Смычок.

– А вам не кажется, что вы, мягко говоря, наглеете? – холодно произнес Разуваев. – Вы хоть примерно представляете, сколько стоит иралиум, и с какой регулярностью его надо принимать, чтобы купировать болезнь?

– Я думаю, одна больная девочка – это не такая уж большая проблема для Международного Института Внеземных Культур.

– Вы думаете… – эхом повторил майор, качая головой.

Он моментально изменился в лице и, облокотившись на столешницу, процедил:

– Вы слишком много думаете, Смычков.

Сталкер невольно вздрогнул, когда службист обратился к нему по фамилии. Пробили, значит. Ну, в принципе, немудрено. Куда больше он удивился бы, если бы Разуваев, напротив, до сих пор пребывал в неведении.

– Вчера вы сидели на этом же самом стуле и удивленно хлопали глазами, – продолжал службист, пристально глядя на собеседника. – Словно не понимали, о чем идет речь. А сегодня вы – сама уверенность, и свободу вам подавай, и «блокаторы». Так что же изменилось со вчерашнего вечера, Смычков?

– То же самое я хочу спросить у вас. – Костя пытался не выдать волнения, но голос, как назло, предательски дрожал. – Почему вчера вы со мной и двух минут не проговорили, пообещали устроить веселую жизнь и под замок отправили, а уже сегодня готовы простить чуть ли не все грехи ради ответа на свой вопрос. С чего бы это? Может, как раз потому, что с Замятиным что-то случилось? – На лице Разуваева не дрогнул ни один мускул – самоконтроль просто запредельный. – И остался у вас только я. А время, судя по всему, не терпит?