Выбор сталкера
Шрифт:
В тот самый момент, когда он силился тупым древним станком выбрить подбородок, из комнаты раздался душераздирающий крик. Рука дрогнула, лезвие порезало кожу, царапина стало набухать кровью. Чертыхнувшись, Костя швырнул станок в раковину и, как был, в одних трусах, бросился в комнату.
Вера сидела на кровати и верещала, будто сумасшедшая.
– Что случи… – начал было Смычок, но осекся на полуслове.
Вопрос отпал сам собой. За ночь волосы девочки из русых стали абсолютно седыми. Пятилетняя девочка. Абсолютно седая. Смычок просто дар речи потерял.
– Верочка,
– Ну тише, тише, маленькая… все будет хорошо…
– Папа, что со мной? – сквозь слезы пролепетала Вера. – Я вчера… вчера они такие не были!
– Тише, милая, тише… – бормотал Костя.
Глаза его предательски блестели в лучах утреннего солнца.
Все-таки настигла, добралась и до них проклятая зараза! Когда Вера только родилась, он все ждал. Но она росла на удивление здоровой, и потихоньку тревога стала сходить на нет… получается, рано обрадовался, дуралей. У иных детей давно вышедших на пенсию сталкеров и в двадцать, и в тридцать лет отклонения начинались. Кто-то плотно садился на дорогущие блокаторы, вроде иралиума, а тот, кто победней, мог и за месяц превратиться из человека в нечто, человека даже близко не напоминающее. И Смычок знал: никто не скажет наверняка, сколько в запасе у Веры – неделя или двадцать лет. Ясно лишь, что процесс запущен. И если пустить все на самотек – например, воспользоваться краской для волос и забыть о случившемся, как о страшном сне, – рано или поздно их прелестная дочурка превратится в жуткое порождение Зоны.
В коридоре щелкнул замок, со скрипом открылась входная дверь: это Света вернулась из магазина.
– Всем привет, – пропела она из коридора.
– Привет, – буркнул Костя.
– Привет, мам… – пролепетала Вера.
– И что это вы тут делаете? – поравнявшись с дверным проемом, спросила Света с безмятежной улыбкой.
Однако стоило ей взглянуть на Веру, как от былого веселья не осталось и следа. Пакеты с продуктами выпали из худых рук, по полу в разные стороны покатились апельсины и яблоки.
– Такие дела, – с трудом выдавил Смычок, продолжая гладить дочь.
– Ну вот и аукнулось, Кость, – мрачно сказала Света, даже не глядя на мужа. – Вот и сказались твои прогулки туда…
Смычок и без того сидел как на иголках, а тут едва не взорвался. Если бы не дочка, сидевшая между ними на лавке, наверняка бы сказал жене пару ласковых, но, глядя на седые Верины кудри, лишь проворчал:
– Как будто ты в лучшее не верила…
– Я-то? – Из груди Светы вырвался нервный смешок. – Да я просто жила ради тебя, ради нее… какая в Искитиме надежда?
Дверь кабинета приоткрылась, и наружу выглянула пухлощекая медсестра в явно жмущем ей потасканном халатике.
– Смычковы следующие, – гундосо объявила она и скрылась, не озаботившись даже узнать, тут ли эти самые Смычковы.
– Ну вот и очередь подошла, – почти облегченно сказал Костя.
Поднявшись, он взял дочку за руку
– Итак, – сказал врач, пожилой мужчина далеко за пятьдесят, морщинистый и сутулый, записав данные юной пациентки, – на что жалуемся?
– А вы сами не видите? – осведомился раздраженный Смычок. – Ей пять лет, а она седая.
– Да уж, тут явно непорядок, – согласился врач, окинув девочку задумчивым взглядом. – Как же так вышло?
– Уснула нормальной, проснулась седой, – нехотя рассказал Костя.
– Интересно… – Доктор записал что-то в толстый журнал, после чего, опираясь на столешницу, поднялся и потопал в соседнюю комнату со словами: – Пойдем со мной, Вера. На минуточку.
Девочка испуганно посмотрела на папу. Тот едва заметно кивнул и прошептал:
– Не бойся, малышка. Все будет хорошо. Это же доктор. Он тебя не обидит.
Вера посмотрела на маму, и та с донельзя фальшивой улыбкой закивала, подтверждая слова отца. Девочка вздохнула, но спорить не стала.
Пропустив девочку вперед, врач закрыл дверь, и Света с Костей остались наедине.
– Как думаешь, ее теперь в карантин поместят? – обеспокоенно спросила жена, нарочно разглядывая плакаты, которыми увешаны были стены кабинета, чтобы только не смотреть Косте в глаза.
– Да не должны еще… наверное, – пожал плечами Смычок.
– И я думаю, что не должны, – тихо отозвалась Света. – Интересно, а если бы мы куда-то переехали, ну, скажем, до ее рождения или, например, сразу после… это что-то изменило бы?
– Сомневаюсь, – честно признался Костя.
– Ирония судьбы какая-то, – покачала головой жена. – В Зону ходишь ты, а болячки – у Веры…
– Свет…
– Я тебя ни в чем не обвиняю, Кость. Но просто… просто как-то несправедливо это, согласись: ребенок к Зоне и близко не подходил, а все равно страдает.
– Ты так удивляешься, как будто сама еще ребенок, – поморщился Смычок. – Если кто-то из родителей в Чернобыле жил, потомство у него может быть как хворое, так и здоровое, это общеизвестный факт. И что? Им теперь вообще детей не иметь? Так же и с Новосибирской Зоной. Ну наведывался. Приходилось. Не обошло стороной. Бывает.
– Да понятно, что бывает, – грустно глядя на мужа, сказала Света. – Вот только Вере от этого не легче. Ей теперь всю жизнь с этим бороться.
– Справимся, – выдавил Смычок.
Хотел приободрить, но вышло неубедительно. Так и стояли дальше, в гнетущей тишине, не зная, что сказать, пока Вера с врачом не вернулись.
– Ну что там, доктор? – нетерпеливо осведомился Смычок.
Доктор пристально посмотрел на Костю исподлобья, потом перевел взгляд на Свету и сказал:
– Госпожа Смычкова, вы нас наедине с вашим мужем не оставите?
Та только плечами пожала, немного удивленная такой просьбой.
– Прошу вас, – с нажимом добавил врач.
– Пойдем, Вера. – Света поманила дочку к себе, взяла за руку. – Папке надо с врачом побеседовать, а мы пока его снаружи подождем…