Выбор воина (Витязь - 2)

Витковский Алексей

Ярина стояла у борта и все смотрела на проплывающие мимо стволы лесных великанов, царапающих верхушками самую небесную твердь. Следила за беличьим перескоком в ветвях, птичьими посиделками и раз даже заметила мелькнувшую в листве стремительную тень охотящегося горностая. Лес сам с собой перекликался чудными голосами, скрипел, охал, и гулкое эхо гуляло в сумрачной пуще. Пахло разогретыми на солнце досками от бортов, хвоей, чистой, текучей водой; ветерок нес по реке таинственные ароматы лесных трав. Лодья слегка покачивалась, и плескала за бортами речная волна. Жарко!

И так же, как плыли мимо лесистые берега, текли одна за другой думы. Ярине мнилось, как приедут она и Ждан со товарищи в шумную, многолюдную Ладогу.

Как станет она ходить на торг, да смотреть, чтобы приказчики все ладно делали, да следить за ценами и за тем, чтобы товар в лавке не переводился. А Ждан будет работать в кузне. И не как подмастерье, а как настоящий кузнец. И будут приходить гости, прицениваться, покупать дорогой товар, и надо не осрамиться, не продешевить! Торговое дело - интересное, особенно ежели ты не хозяйский товар продаешь, а свой собственный. Раньше, пока в девках ходила, батюшка никогда бы ей того дела не доверил. И не потому, что глупая, а потому, что у гостя доверие к хозяину товара должно быть. А какое к девке доверие? Иное дело - к мужней жене...

И подумалось радостно, что за всею этой суетою стремглав пронесется время. Что от берегов Западной страны до устья Нево - месяц пути на лодьях под попутным ветром. Но это ежели не задерживаться, а к берегу приставать только за водой. Ежели же и ночевать на берегу станут Ольбардовы вои, тогда уже не месяц выйдет, а все полтора. Ничего. Ждала почти четыре месяца, а уж полтора-то дождется. Главное, чтобы донесли крутобокие кораблики ладу ее до дома, живого и невредимого! Нет-нет да ворохнется в груди тревожное: как он там? Не худо ли ему снова? Жив ли? Не болят ли раны? И Ярина тянулась помочь, оберечь, оградить. Она помнила, как ужаснулась, увидев мужа своего раненого на скорбном ложе. И чудилось ей, будто истекает куда-то его ярая сила, словно кровь из отворенных жил. Будто пробил вражий меч дорогу чужому миру в сердце ее суженого. И тянет к себе, стремясь отнять его у Ярины и погубить. Не могла она с этим мириться. Не такова дочь Богданова! Спасибо батюшке: научил, как бесплотным духом пересекать морские просторы, чтобы помочь в беде. И ходила она три ночи подряд за тридевять земель дарить любимому свое дыхание. А на четвертую батюшка строго-настрого запретил, потому что спала она с лица, измучилась. Стало все валиться из рук, а головушка кружилась так, что казалось, будто мир вокруг поворачивается. Корил ее отец, что себя не жалеет, но зато пошел на поправку суженый, встал на ноги и плывет уже в быстрой лодье домой...

Задумалась Ярина и не заметила, как разбежались прочь лесистые берега и закачалась лодья на крутых волнах моря Онежского. Но тело-то не обманешь! Подступила вдруг к горлу самому тошнота, головушка закружилась. Ярина впилась пальчиками в борт, и показалось ей, что выпадет она сейчас из лодьи и уйдет под воду. А там кто-то холодный ждет уже жадно поживы, и смотрят его белесые глаза на нее из-под толщи воды. Сквозь звон в ушах Яра услышала, как Ждан кричит кормщику:

– Правь-ка к берегу! Яринушке плохо!

Потом звон обратился в неистовый рев. Все закружилось и потемнело. И увидела она Александра. Будто стоит он на носу лодьи своей, убегающей от свирепой бури, и кричит что-то. И поняла она вдруг, что нет его в лодье на самом деле. Что снова украл чужой мир его душу и лишь тонкая серебряная нить связывает ее с телом. И рванулась Ярина вслед за серебряной нитью, чувствуя, как обращается в белую чайку, и понесло ее в самое сердце грозовой тучи. Там сверкали Перуновы стрелы, грозя сжечь хрупкие птичьи крылья. Гром оглушал, и все небо будто пустилось вокруг нее в безумной, враждебной пляске. Но она пронеслась сквозь эту круговерть, пронзила толстые тучи и вынеслась вдруг в безбрежный, пронизанный солнцем простор.

Земля была далеко-далеко внизу, а рядом... парило нечто, похожее на огромную пятнистую птицу с четырьмя крыльями, как у стрекозы.

Только крылья эти не двигались, но там, где у птиц должен быть клюв, что-то бешено с ревом вращалось, обратившись в сверкающее колесо. На боках и поверх крыльев птицы были намалеваны алые звезды и странные руны, а в самой середке, за стеклянным щитком, сидел человек со стрекозиными глазами. Он был совсем не похож на Александра, но Ярина каким-то образом знала - это он! Александр тревожно оглядывался, будто ожидал нападения. И верно - из тучи, вслед за Яриной, вырвалась еще одна железная птица, у нее был желтый нос и всего два крыла, а на хвосте - злой знак умирающего солнца! И птица эта летала гораздо быстрее первой, а очертаниями и окрасом напоминала хищную щуку. Птицы закружились, плюясь друг в друга огненными струями, а потом четырехкрылая, в которой был Александр, помчалась прочь, а "щука" бросилась следом.

Ярина устремилась было за ними, но увидела, что не успевает. Ее птичье тело не могло лететь так быстро. А потом гроза настигла ее, закружила и ринула вниз, к самым волнам. Яра снова увидела знакомую лодью и Александра, стоящего на самом носу. Он грозил кому-то воздетой десницей и кричал, а буря почему-то стала отступать. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Зарницы погасли, и суженый ее вдруг пошатнулся и пришел в себя. Ярина поняла, что четырехкрылая птица сумела спастись, и ее охватила такая слабость, что крылья чайки сами собой сложились и она рухнула в темную воду, под пенный гребень волны...

Потом Ярина почувствовала, как ее бережно несут. Что-то мокрое и прохладное коснулось разгоряченного лба. "Яринушка! Яра! Да что же это?" Голос брата долетал откуда-то издалека и звучал глухо, будто находилось между ними тяжелое мягкое одеяло. Она с трудом разлепила глаза и увидела перед собой испуганное лицо Ждана и поодаль, за его широкой спиной, столпившихся молчаливых ватажников. Попыталась улыбнуться: мол, все хорошо. Брат понял, улыбнулся в ответ и протянул ей малый ковшичек, наполненный до краев холодным квасом.

– Испей-ка, сестрица! Ох и напугала ты меня! Не думал я, что тебя с малой-то волны закружит! Ведь не было такого ране, когда рыбачить на челне по малолетству ходили... Ты что же это?

Она только вздохнула и попыталась сесть. Сердце колотилось, как пойманный зайчонок. Братец помог, поддержал. Потом повернулся к ватажникам:

– Ну, парни, разбивайте-ка шатер. Сегодня уж далее не пойдем! А я пойду Ворона с лодьи сведу. Застоялся небось...

Ярина прикрыла очи и слушала, как они перекликаются. Как застучали топоры и мимо прошел кто-то, грузно ступая, наверное, нес что-то тяжелое. Потом ржанул Ворон, и загремели под его копытами дубовые сходни.

Она слушала, а мысль ее бродила вдалеке. Там, где шли, рубя изогнутыми носами волну, Ольбардовы лодьи. Она поняла, что Тот, другой Мир будет тянуть ее мужа с каждым разом все сильнее и сильнее. Трудно будет Алеше сладить с этой тягой. Тяжкий выбор лег на его плечи, потому что рать-война не окончена и не может он бросить там побратимов своих. А здесь... Что у него есть? Только она сама, да дом, да дружина верная. Что изберет? Неведомо. Страшно ей стало от этих мыслей. Только сейчас поняла она, как нужен ей Александр, витязь, пришедший из-за Кромки Мира. Нужен только он и никто другой... Знала, что мучается он. Выбирать между Любовью и Долгом страшная ноша. Врагу не пожелаешь такой! А что может сделать она сама? Чем поможет? Как отведет беду? Слезы сами наворачивались на глаза, но Ярина нахмурилась, прогоняя тоску, и решила: вот только придет в себя и почувствует привычную силу, тут же отправится к Александру, чтобы предупредить его. Потому что знала и другое: не ведает суженый ее до конца, насколько опасно ему часто бывать в Том Мире. Не чует, как с каждым разом все крепче стягивается невидимый силок. А там как ни бейся добыча - не вырваться!