Выбор
Шрифт:
Достаю чемодан. В него бросаю часть летней и с половину зимней одежды Оушн. Завязываю волосы в хвост и открываю крышку ноута. Благо, протокол взлома был загружен на флешку Кортни, а Макс заставлял везде ее с собой таскать. На взлом камер наблюдения уходит пару минут, прежде чем в памяти у них остается лишь закольцованная запись тихой ночи. В спальне забираю все украшения мамы. Осматриваю комнату в поисках чего-нибудь ценного. На глаза попадаются мамины духи и отцовский одеколон. Сердце перестает биться. Хватаю флаконы.
Всё, что я нахожу, летит в чемодан. Я иду на кухню,
– Простите меня.
С ресниц срывается последняя слеза.
Закрываю дверь на кухню, предварительно оставив там взрывчатку. Таймер непрерывно тикает, отсчитывая секунды. Выношу чемодан на улицу, разбиваю стекло над рычагом экстренной эвакуации. Сирена начинает верещать на весь квартал, раздражая слух. Слышу, как испаряется сон у жителей, чувствую их панику. Они спешат покинуть дом прежде, чем случится непоправимое.
Семь.
Завожу машину.
Шесть.
На улицу выбегают люди. В руках держат все, что смогли вынести.
Пять.
Машина рычит, выезжая со стоянки.
Четыре.
Последний человек выбегает из подъезда, захлопывает за собой дверь.
Три.
Слышу сирену пожарной машины и скорой.
Два.
Во всем квартале отключают свет.
Один.
Взрыв раздирает тишину, в одну секунду разваливая дом на части.
Прощайте.
Глава 3: Лихорадка
Упрямо веду машину по автобану, концентрируясь на дороге впереди. Уже четыре часа я стискиваю руль, время от времени нервно поглаживая его кожаную обивку, и успешно подавляю эмоции. Куда я еду? Уж точно, подальше от Кериса: проклятый город выжал из меня все соки.
Багажник забит оружием из съемной квартиры. Я готова ко всему. Оушн всё так же спит, сладко сопя на заднем сидении. Глаза слипаются от усталости, и я, немного поразмыслив, сворачиваю на ближайшее место для отдыха и засыпаю.
Меня будят солнечные лучи, слепящие даже сквозь закрытые веки. Неловко прикрываю глаза рукой и выхожу из машины. Здесь пахнет свежестью, зеленью, витает сладковатый запах перегнившей листвы, воздух наполнен ароматом цветов и хвои.
В животе громко бурчит, и я отчаянно пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз ела. Хмыкаю. Давно.
Неторопливо иду к багажнику. «Может, следовало заехать к Максу?..» Задумчиво снимаю старые номерные знаки и достаю новые. Прошлые номера легка трещат в руках, переламываясь. «Нет, не следовало. Показаться где-либо живой – значит, дать заказчику второй шанс». У меня всегда был запасной план: липовые документы всех видов и типов были разложены в тайниках по всему городу, мне оставалось лишь аккуратно их забрать. Обломки номеров и старые документы заношу подальше в лес, обкладываю их по кругу камнями и обливаю жидкостью для розжига. Спичка легко чиркает в моих руках; пару секунд я гляжу на слабенький огонек, а потом бросаю ее к осколкам, и, дождавшись, когда пламя разъест до неузнаваемости цифры и оближет плотную бумагу, возвращаюсь к машине.
Оушн уже ждет меня, сонно потирая глаза.
– Привет, – я немного растягиваю губы в улыбке,
– У меня болит живот.
Сажусь на место водителя, достаю из бардачка бутылку с водой и даю сестре:
– Держи. Выпей.
Она нехотя протягивает ручки и делает пару глотков. Наблюдаю за ней в зеркало заднего вида и затем, удовлетворенно приподняв подбородок, завожу двигатель и выезжаю со стоянки. До ближайшей закусочной оказывается почти тридцать миль, и на подъезде к ней наши животы уже рычат громче машины.
Забегаловка встречает нас тяжелым ароматом специй, жженого жира и хренового кофе, которым лучше травить нечисть, чем пить самому. Мы заказываем пару блинчиков с чаем и усаживаемся за столик у окна на большой диван странного болотно-оранжевого цвета.
– Где мама с папой?
Я улыбаюсь, стараясь не показать волнения и успокоить расшалившееся сердце, и легко треплю сестру по голове:
– У них появилась работа. Они должны были срочно… уехать.
– Тогда почему ты забрала папину машину?
Пронзительные карие глаза смотрят прямо в душу. Едва не вздрагиваю:
– Он сказал, что нам лучше на время переехать.
– Почему?
Пожимаю плечами и равнодушно киваю добротной женщине, принесшей еду. Оушн тупит взгляд и ковыряет блинчики вилкой.
– Они нас больше не любят? – Тихо спрашивает она, еще ниже опуская голову.
– Они нас очень сильно любят, солнышко. Просто так нужно, понимаешь?
Сестра кивает и по-детски неловко кусает блинчик, вымазывая щеку в кленовой сиропе. Фыркаю, тянусь за салфетками, неумолимо погружаясь в пучину тяжелых мыслей.
Я должна защитить Оушн, но рядом со мной она уже находится в опасности. Бегать? Всю жизнь? Отстойная мысль. Осесть в глуши, лишить ее нормального будущего? Сестра не должна расплачиваться за мои ошибки. Мы возвращаемся в машину, но я не спешу выезжать со стоянки.
Я думаю о семье. С сестрами отца мы не общаемся около десяти лет, а их мать давно уже переехала во Флориду, где довольно удачно купила дом на берегу океана. Дед, в свою очередь уехал в другой конец Техаса и теперь работает на собственном ранчо: пасет коров, выгребает из-под них дерьмо и выращивает экологически чистые помидоры. Забираюсь на водительское сидение и захлопываю дверь. Кажется, их жизнь начала налаживаться после развода и того, как они уехали подальше от своих детей.
Зло ударяю руль и откидываюсь на спинку. Нам никто не сможет помочь. Мне потребуется время, чтобы вернуться в Керис. Я больше не могу рисковать. Оушн должна быть на расстоянии, я не оставлю ее беззащитной.
Значит, у меня нет выбора. Достаю из бардачка подходящие новые паспорта, водительское удостоверение и документы на машину; остальные же вместе с фальшивыми номерами отправляются в нижний отсек багажника и накрываются специальным непрозрачным тентом, создавая двойное дно. Наверх забрасываю чемоданы, ближе всех кладу пару небольших пакетов с гигиеническими штучками и специально их приоткрываю. Оружие же и патроны перекладываю под задние пассажирские сидения. Улыбаюсь и не торопясь выезжаю со стоянки.