Выдавать только по рецепту. Отей. Изабель

Фрестье Жан

Он потянулся губами к ее маленькому и холодному уху:

— Меня не пригласили, а мне так хотелось увидеть Изабель на сцене.

Встав с кресла, она потянула его за собой в темный коридор. С Маривонной все было легко и просто. Неожиданно она прижалась к нему и обвила его шею руками.

— Я так боялась, что ты уедешь из Парижа, так и не повидавшись со мной.

— Как ты могла подумать такое? — сказал он. — Какое счастье, что ты здесь.

Он и в самом деле чувствовал себя таким несчастным и заброшенным, что вконец расчувствовался. На его глазах выступили слезы. Неужели он незаметно для самого себя привязался к Маривонне?

— Пойдем отсюда, — позвала она, — они будут еще долго репетировать.

— Мне хотелось поговорить с Изабель.

— Ты еще увидишь ее. Тут напротив есть кафе, где постоянно собирается вся команда. Она обязательно туда зайдет вместе со всеми.

Даже в слабом свете

уличных фонарей Маривонна ослепила его красотой и свежестью. В маленьком кафе, куда они вошли, она показалась ему особенно обворожительной. Сидя рядом с ней на скамье, Поль все еще не переставал удивляться. Вот уже во второй раз она оказывалась вовремя в нужном месте. Впрочем, тот первый раз в Тарде можно не считать. Тогда у него были исключительные обстоятельства. И потом, чтобы составить определенное мнение о человеке, необходимо на какое-то время расстаться с ним. Маривонна была прекраснее, чем представлялась ему по памяти. Каждое слово и каждый жест в этот вечер, несомненно, будут бережно храниться в ящике его воспоминаний. Однако этот ящик уже вырос до размеров сундука. Отныне Поль будет в нем хранить лишь самые ценные вещи. Также без некоторого волнения он заметил, что эта девушка с тонким профилем и спадавшей на лоб короткой челкой темных волос напоминала ему звезду немого кино Луизу Брук, в которую он был в свое время без памяти безнадежно влюблен. Возможно, в конце двадцатых годов — да и что он мог знать о том времени? — девушки были менее раскованными, чем Маривонна? Она, безусловно, была рада, что встретила Поля. Она повисла на его плече, нисколько не смущаясь того, что ее дружок вдвое старше ее. Ей было все равно, что о ней подумают редкие посетители кафе. Скорее это он сам испытывал некоторое смущение. Ему казалось, что в его сторону направлены осуждающие взгляды. И это портило то блаженное состояние, в котором он пребывал последние четверть часа. Она говорила слегка приглушенным голосом, как жалела о том, что слишком мало погостила у него в Тарде.

— Я могла бы остаться и подольше, но боялась наскучить. У тебя был все время такой озабоченный вид.

— Это все из-за Изабель, из-за ее внезапного отъезда.

— Да, я знаю, что ты влюблен в нее.

— И что ты думаешь об этом?

— Я предпочла бы, чтобы ты влюбился в меня.

— Так я и влюблен, но только совсем по-другому.

Она засмеялась:

— Нет, вовсе не по-другому. Точно так же. Только с той разницей, что ты любишь ее больше, чем меня.

— Тебя это не шокирует?

— Нисколько, больше огорчает. Из-за тебя. Если бы я могла тебе дать Изабель…

Он нахмурил брови:

— Ты уверена, что именно этого я хочу?

— Я понимаю, ты хочешь найти компромиссное решение, но тебе не удастся его найти.

Он был восхищен ее мудростью не по годам. И спросил, что думает на этот счет Изабель. Маривонна уклонилась от ответа. Он подумал, что между девушками существовала некая дружеская солидарность, которую ему не следовало бы нарушать.

Она взяла его руки в свои:

— Хочешь, я проведу эту ночь с тобой?

— Конечно, хочу.

— Тогда я пойду звонить. Мне надо договориться.

Он подозвал официанта и спросил жетон. Благодарно улыбнувшись Полю, Маривонна направилась в сторону туалета. «Боже, — подумал он, — почему я не родился на двадцать лет позже в окружении этих восточных красавиц, которые говорят вам „спасибо“ за то, что вы соблаговолите переспать с ними. Как же мне не везло всю мою разнесчастную жизнь! Поколение детей войны и недоучившихся студентов. И вот теперь я, старый сучок, тянусь за этими юными созданиями. И, несмотря ни на что, мне кое-что обламывается, настолько им хочется доставлять удовольствие. Пора делать уколы, продлевающие жизнь. С этого вечера не возьму в рот ни капли спиртного. В этом прекрасном мире стоит жить подольше». И словно в подтверждение радужным мыслям, открывающим новые горизонты, входная дверь в кафе отворилась, впуская вновь прибывших. Вслед за Изабель вошла незнакомая Полю девушка. Она была ниже ростом, но достаточно миловидная. Затем появились и два парня, которых он недавно видел на сцене. Заметив отца, Изабель слегка вздрогнула, а затем прошла к его столику и чмокнула его в щеку.

— Я разглядела твою фигуру в зале. Ты шпионишь за мной?

— В каком-то смысле, да.

Она представила своих друзей:

— Луизетта, Бернар и Ален, наш режиссер. А это мой отец.

«Так тебе и надо, старый хрыч, — мрачно подумал он, — еще ни разу ты не был отцом хорошенькой актрисы, чьи приятели годятся тебе в сыновья».

— Присаживайтесь, дети мои.

Немного смутившись, молодые люди расселись вокруг стола. Они не сразу решились заказать себе по кружке пива. Вернувшаяся из туалета Маривонна внесла некоторое оживление в приунывшую

было компанию.

— Я еле вытащила Поля из зала. Бедняга забился в темный угол и не хотел оттуда выходить.

— Тебе не надо было приходить, — сказала Изабель, обращаясь к отцу. — По крайней мере не сейчас. Эти первые репетиции наводят тоску.

— Почему? Мне было интересно. По поводу вашего ремесла у меня возникло множество вопросов. И вот один из них: есть ли у артиста какая-то часть свободы между заученным текстом и указаниями режиссера, имеющего свое представление о постановке спектакля?

Теперь он обращался уже к высокому брюнету. Тема для разговора была обозначена. Ему предстояло выслушать немало банальностей. Что ж, он потерпит. Ален начал говорить что-то занудное о дистанцировании, раздвоении личности, актерских внутренних резервах. Поль покачивал головой, как бы соглашаясь с оратором. В действительности его больше интересовал Бернар, все это время хранивший молчание. Если перед ним сидел тот самый Бернар, о котором ему говорила Изабель, — а интуиция ему подсказывала, что это так и было, — он представлял его совсем другим. Он не понравился ему с первого взгляда. И если отбросить в сторону ревность, которую он испытывал к этому молодому человеку, он все равно не мог понять, что Изабель нашла в нем. По правде говоря, он отметил несомненное сходство между Бернаром и собой. И если Изабель изменяла ему с этим мальчишкой, — в чем он не сомневался, поскольку он почувствовал себя в этот момент прозорливым рогоносцем, — он уже был готов смириться. Ревность не приемлет разнообразие вкусов. Внезапно ему показалось, что он третий лишний. Я — взрослый человек, он — юнец. Я — толстый, он — тонкий. Я и в молодости не был таким жгучим брюнетом, как он. Признав, что на стороне Бернара была молодость, с которой он давно распрощался, Поль совсем загрустил.

И все же ему хотелось завоевать расположение молодых людей. И поскольку разговор о театре продолжался, он решил задать несколько вопросов Бернару. Где он учился? Готовится ли поступать в консерваторию? За него ответила Изабель:

— В наше время эти вещи не имеют значения. Главное раскрутка. И если есть склонность к чему-то и воля к победе, приходит успех. Это раньше делали карьеру. Теперь эти слова почти ничего не значат.

Поль не стал спорить с ней. Он знал, что это бесполезно, как разговор немого с глухим. Возрастной барьер ему не преодолеть. И лишь со злорадством он подумал о том, что театр переживал не лучшие времена. И весь этот заносчивый молодой народ станет в лучшем случае секретарями и страховыми агентами. И все-таки ему хотелось разговорить Бернара. И, как бы прочитав его мысли, молодой человек вступил в разговор.

— Изабель рассказала мне, что вы пишете, — произнес он. — О чем же конкретно идет речь в ваших книгах?

Мальчик был не таким простаком, как казался. И вопрос был под стать ему, достаточно каверзный. Поль хотел было ответить, что он больше известен под псевдонимом Франсуа Мориак, но, отбросив в сторону амбиции, рассказал, чем в самом деле занимался. В данный момент ничем особенным, но это позволяло ему сводить концы с концами, что само по себе уже и не так плохо.

— В каком-то смысле, — добавил он, — мое занятие мало чем отличается от вашего. Труд тот не приносит мне лавров, но зато по душе.

— Прекрасно, — произнес Бернар таким тоном, словно собирался вручить этому скромному старому трудяге почетную грамоту.

Полю стало стыдно за свое недавнее злопыхательство. Однако проблема возраста по-прежнему не давала ему покоя. И хотя он не был ни в чем виноват, ему казалось, что с этой точки зрения он очень уязвим. Рука Маривонны опустилась на его плечо. И он сразу почувствовал себя намного комфортнее. Он заметил, что и Луизетта, на которую он почти и не смотрел, придвинулась поближе к режиссеру. Похоже, что роли распределились. Ему ничего не оставалось, как распрощаться, хотя бы временно, с Изабель. Поль предпринял последнюю попытку. Не хотят ли молодые люди пообедать вместе с ним? Его предложение не вызвало у них никакого энтузиазма. Изабель сослалась на то, что ее к обеду ждет мать. Ален собирался еще поработать с Бернаром и Луизеттой. Нет, они никак не могут. И одна лишь Маривонна, напротив, заявила, что голодна. Поль вызвал удивление и даже молчаливое неодобрение со стороны молодых людей, когда сказал, что пойдет звонить, чтобы заказать столик в хорошем ресторане. «Они еще в том возрасте, когда довольствуются бутербродами», — думал он, спускаясь по ступенькам к телефонной кабинке между двумя вонючими писсуарами. Что же до него, то всем удовольствиям на свете, если за них пришлось бы расплачиваться скукой, долгим ожиданием и усталостью, он предпочел бы полный покой и одиночество. В то же время он мог поступиться своими принципами, если для обеспечения комфортных условий было достаточно одного телефонного звонка.