Выдавать только по рецепту. Отей. Изабель
Шрифт:
Он еще не дошел до дома, как уже мысленно преодолел первое препятствие. «И с чего это я взял, — рассуждал Поль, — что разница в возрасте представляет большую помеху для любви? Как я могу судить об этом? Неужто я стыжусь своих лет? Мы не можем нести ответственность за то, что так быстро летит время. А вдруг мои годы не оттолкнут ее? Наша мораль — не что иное, как страх перед смертью или боязнь, что мы никому не понравимся».
Все препятствия можно было бы преодолеть, кроме будущего, которое не сулило ему ничего хорошего. Поль не нашел ничего лучшего, как обойти дом сзади и открыть гараж. И только после того, как выехал во двор, а затем, выйдя из машины,
В этот момент из дома вышла Изабель. Она собрала волосы в пучок на затылке и надела коротенькое платьице в цветочек.
— Что ты там делаешь? Мы поедем кататься?
Она подошла вплотную к Полю и обвила его шею руками.
— Попробуй теперь сказать, что от меня плохо пахнет!
Они скорее добрались бы до городка пешком, если бы не тяжелый сверток с гвоздями, который надо было завезти Роберу. Разбитая, вся в рытвинах и ухабах дорога петляла между невысокими поросшими кустарником холмами. Их вершины то тут, то там венчали груды камней. Это было все, что осталось от когда-то процветавших ферм. Время для них обернулось еще большим бедствием, чем самая разрушительная из войн.
— Хочу предупредить, — сказал Поль, — что Робер совсем недавно пережил большое горе. Всего каких-то года два назад за одну зиму он потерял отца, мать и лошадь.
— Несчастный случай?
— Откуда ты знаешь?
— Потому что такое количество жертв бывает только в результате несчастного случая.
Он рассмеялся:
— Да, ты права. Такое могло бы произойти, если бы их телега перевернулась в глубокий овраг. Нет. Это лишь простое совпадение. Каждый болел своей болезнью, оказавшейся для него смертельной. Если рассуждать по-твоему, то можно было бы предположить, что лошадь пала от ящура, предварительно заразив хозяев. В любом случае бедняга хлебнул горя.
— Он беден?
— Знаешь, богачи здесь как-то не приживаются. Я одолжил ему немного денег на покупку лошади. Но он решил обзавестись мулом и теперь весьма доволен.
Поль притормозил машину у высокой шелковицы, стоявшей как раз напротив двора, заросшего крапивой и сорняками, где бродили куры и валялись поржавевшие плуг и борона. Из дровяного сарая вышел Робер, пригнув голову, чтобы не удариться головой о прогнившую балку, которая грозила вот-вот обрушиться. Приподняв кепку с давно не стриженных и не мытых волос, этот до самых бровей заросший бородой верзила встретил гостей белозубой улыбкой.
— О! Вот так сюрприз! Твоя дочь? О ля-ля! Красавица… настоящая красавица! Заходите во двор с другой стороны: там тень и не так жарко. Я только что вернулся с виноградника.
— Какие виды на урожай? — спросил Поль, когда они, минуя заросли крапивы, зашли во дворик, походивший на земляной колодец, ибо был со всех сторон окружен высокими стенами.
— Чего? Винограда? О! Этот год будет совсем не урожайным!
Тень от огромной смоковницы, разрушившей своими мощными ветвями часть стены, распространялась на весь этот уютный уголок, куда выходила кухня. Посреди дворика стояли два плетеных стула, стол и старое садовое кресло, с которого Робер поспешно смахнул пыль кухонным полотенцем.
— Вот, теперь можете садиться. Здесь не очень чисто, потому что мне некогда наводить порядок.
Последние слова предназначались Изабель. Она улыбнулась, немного оробев перед высоким худым оборванцем, чье лицо заросло черной щетиной, а спадавшие на лоб и шею пряди волос,
— Присаживайтесь. Только осторожнее — не испачкайте платье. Я вытер стул, как мог, но вы видите, что у меня не так уютно, как в доме вашего отца.
— Мы не хотим мешать тебе обедать, — сказал Поль.
— О! Ничего. Пропустим по рюмочке и запьем аперитив холодной водой.
И он исчез на кухне.
— Я привез гвозди! — крикнул Поль.
— Да? Спасибо. Скажи, сколько я должен.
— Потом, потом.
Поль взглянул на Изабель, сидевшую в неестественной для нее позе, плотно сжав коленки, на самом краешке садового кресла. На фоне лачуги она походила на дорогое украшение, выставленное в витрине роскошного ювелирного магазина. На какую-то секунду он пожалел о том, что заставил девушку расстаться с джинсами и старым пуловером. Но тут же уже ломал голову над тем, как сообщить о грядущем отъезде. И чем же он будет мотивировать свое решение? Не в силах придумать более или менее правдоподобный предлог, он мог лишь предполагать, что Изабель, несомненно, почувствует себя до глубины души уязвленной. Ему уже казалось, что после утренней перепалки она приняла твердое решение вести себя как послушная дочь. При этой мысли у Поля сразу же потеплело на душе.
Робер суетливо вытирал тряпкой разрозненные старинные стаканы, взятые, казалось, напрокат из сельской харчевни начала века. Наконец он уселся за стол:
— Пожалуй, я сниму кепку.
Он запустил в немытую шевелюру черные от грязи пальцы:
— Хочу угостить вас домашней анисовкой. К сожалению, не могу предложить ничего другого, кроме разве что розового вина?
— Нет, нет, — поспешно возразил Поль, — у тебя отменная анисовка.
Однако он явно покривил душой. Качество анисовки, настоянной на вонючей виноградной водке, оставляло желать лучшего. И все же это было лучше, чем разбавленное столовое вино. Что же касалось Поля, то он, как истинный пьянчужка, был способен проглотить любую жидкость, кроме, пожалуй, серной кислоты, — лишь бы она содержала алкоголь.
— Пей понемногу, дорогая, — предупредил Поль дочь.
Робер воспрянул духом:
— О, да! Вы правы, это довольно крепкий напиток. С непривычки вы еще затянете «Марсельезу», возвращаясь домой.
И, довольный своей шуткой, расхохотался. Вслед за ним рассмеялись и гости.
— Итак, мадемуазель… Изабель, я не ошибаюсь? Надо думать, что вы приехали к отцу на каникулы?
Изабель ответила, что еще долго будет гостить в Тарде, так как занятия должны начаться глубокой осенью. По правде говоря, она немного приврала, но никто и не требовал от нее правдивого ответа. Впрочем, даже Поль, которому Соня совсем заморочила голову, не смог бы назвать учебное заведение, где училась его дочь. Вот ей и пришлось как-то ответить на вопрос, чтобы поддержать разговор.
— Ваш отец рассказывал, что вы обучались танцам. Как же вам повезло!
— Да, я какое-то время занималась в балетной школе, но, знаете, на свете есть еще много других достойных занятий!
От тех далеких для нее времен осталась — и, может быть, это и было самым важным для нее — фотография маленькой нимфы в балетной пачке. Она стояла на старинном комоде в комнате Сони между портретами бабушки Лупуческу и дядюшки, пышные усы которого придавали ему вид нефтяного магната.
— А твой приятель Робер мне понравился, — сказала Изабель, когда они вернулись в Тарде. — Ты не поставишь машину в гараж?