Выдержка
Шрифт:
— Этот?
Я подошел, он расстегнул мешок. Я смотрел и не чувствовал ничего. Передо мной лежала пустая оболочка. Это уже не человек. И не Сгорбыш. Мне показалось, что он вытянулся и еще больше похудел. Такое чувство, что из него вынули добрую половину органов и даже с десяток костей. Тело Сгорбыша было вспорото, от живота до подбородка и грубо, огромными стежками потом зашито. На руке висела бирка с номером — кусок клеенки, в нем дырка, в дырку продета веревочка. У меня похожая хранилась в спальне,
Как ни странно, я почувствовал облегчение. В душе была пустота, лишь сухие листья тихонько шуршали. Осень. Но все же он умер, а я живу. Жизнь к жизни, смерть к смерти. Нить его жизни оборвалась там, где ей и было положено. Мои подозрения не оправдались. Если его и били, то аккуратно, если и лишили жизни, то профессионально. Следов пыток я не увидел, разве что синяки и ссадины. Небольшие. Жилистую шею пересекала широкая неровная борозда.
— Повесился, — пояснил «мясник». — Вышел прогуляться в парк, нашел подходящий сук, накинул на него веревку, и — Господи, прими в свои объятья! Хотя, сомневаюсь, что он, грешник, попал в рай. Судя по печени, пил, как сапожник.
— Как фотограф, — машинально поправил я. Потом сообразил: он проговорился! Откуда «мяснику» знать подробности? Вон у него какое хозяйство! Это значит только одно: Сгорбышем занимаются персонально. Ты опять опоздал, Петровский.
Я достал из кармана деньги и на этот раз отсчитал тысячу. Протянул ему со словами:
— У меня сейчас нет времени им заниматься, но есть разговор.
— Здесь все посмотрел? — деловито спросил он.
— Да. Я хочу, чтобы ты сохранил его в целости и сохранности до моего прихода.
— Сколько?
— Думаю, что до конца месяца управлюсь. — Я вспомнил проездной. Это подсказка.
— Что ж, — он усмехнулся. — За тысячу баксов я буду держать его здесь до конца года.
— Это еще не все. Поговорим в кабинете?
— Я вижу, ты человек деловой.
— Ты тоже не промах.
— Это мой бизнес.
Вот о бизнесе я и собирался с ним побеседовать. Вновь идя вслед за «мясником» по коридору, машинально сжал и разжал кулаки. «Спокойно-спокойно-спокойно…» Нет, бить его не стоит. Да ты и не умеешь. Мы вошли в кабинет, я закрыл дверь и спросил:
— Где он, по-твоему, взял веревку? У санитаров?
— Об этом поинтересуйся в следственной части, — спокойно ответил «мясник».
Вот у кого нервы, как стальные канаты! Впрочем, в таком месте слабонервный и не выживет.
— Ты прекрасно знаешь, что дело закрыто.
Он развел руками:
— А что ты хочешь?
— Заключение о том, что смерть была насильственной.
Он расхохотался:
— Да что ты говоришь! А вот я этого не заметил, когда делал вскрытие! Потому что…
Он начал сыпать терминами. Разумеется, я в них ни черта
— Жизнь дороже.
Он сказал это в месте, где царила смерть. Невольно я усмехнулся. Здесь, как нигде, знали цену жизни.
— Это признание, ведь так? — произнес я. — Тебе заплатили.
— Я просто сделал свою работу.
— Миллион долларов. — Я смотрел на него в упор.
— Не смешно, — покачал головой «мясник».
— А ты напряги воображение.
Он наморщил лоб и повторил:
— Не смешно. Блефуешь.
Это тоже наследственное. Бизнесмен должен уметь блефовать, и делать это красиво. На девяносто девять процентов тебе не поверят, но порою все решает оставшийся один. Фортуна любит авантюристов, людей рисковых. Впрочем, ее любовь проходит мгновенно: если она отбирает, то все. И сразу.
Таких денег у меня и в самом деле не было. Они были у моего папы. Но что ему какой-то там фотограф? Невыгодная сделка. Даже я это понимал. Необходимо составить бизнес-план, чтобы доказать выгодность капиталовложений. Я же не сумасшедший. Мне нужно время. Поэтому я сказал:
— Я ухожу, а ты подумай. Когда вернусь, мы снова поговорим на интересующую нас тему.
— Поздно, — одними губами сказал он. — Дело сделано.
— Деньги могут все, — возразил я. — Открыть двери и закрыть их. За деньги можно купить ум, честь и совесть. Свободу, равенство, братство. Любовь. И тебя можно купить.
— А тебя? — усмехнулся «мясник».
— Меня нет. Потому что это я за все плачу.
После этих слов я сгреб со стола деньги, небрежно сунул их в карман, развернулся и ушел. Теперь я был уверен, что с Павлом Сгорбышем ничего больше не случится. Если надо, мясник перепрячет тело, но вернет мне его в целости и сохранности. С теми бумагами, которые я захочу. Я его сломал. Это никак пока не проявилось, но я это почувствовал. Во мне появилась сила. И пускать в ход кулаки теперь не обязательно. Что со мной случилось? Виноваты автоматные очереди, которые взбили пыль в метре от меня. Виновата война.
Я закрыл глаза и посидел так с минуту. Это была минута молчания. Я прощался со Сгорбышем. Теперь я точно знал: его больше нет.
Что ж, поеду домой. Мне нужна передышка…
Кадр второй
Мама удивилась моему столь раннему возвращению, ведь я обещал, что буду только к ужину.
— Что случилось, Леня? — с тревогой спросила она.
— Спать очень хочется.
— Спать?
— Да. Я отдохну в своей комнате часика два-три. Не возражаешь?