Выход А
Шрифт:
– Тебя не бросили, тебя потеряли, – мама одарила меня взглядом, который должен означать «когда-нибудь ты поймешь меня, девочка». – Но если тебя все устраивает, я рада.
– Мам, я не могу сказать, что меня все устраивает. У Вениамина роман, у меня Кузя, работа, и я только сегодня утром узнала про Катерину Хэ.
– Ха, – сказала мама-филолог. – Катерина Ха.
– Ха-ха. Самое противное – теперь мне придется что-то решать.
Но оказалось, что мне придется заниматься совсем другими делами.
3. Бук-учет
Мы с Кузей
Утром во вторник мне надо было выехать на работу пораньше, потому что наш издатель Юра хотел со мной о чем-то поговорить. Я отвела мрачного Кузю в сад, по дороге рассказала ему, что на свете бывают школы со второй сменой и когда-нибудь мы такую и найдем. Воодушевленный Кузя в садовских шортах, которые сразу сбавили ему пару лет, побежал к остальным детям. Воспитательница натренированным голосом звала всех на зарядку. На скамейке спешно переодевались опаздывающие – Настя Кукина и ее папа. Папа сердился, и от этого Настя не попадала правильной ногой в колготки…
Я поехала в редакцию. До встречи с издателем Юрой я хотела посмотреть верстку сложного интервью с одним нервным актером, но на сервере ее не оказалось. Я начала звонить арт-директору, явно разбудила, попросила прислать верстку в почту, поняла по косвенным признакам («А? Сейчас поищу»), что макет еще не верстался. Разозлилась, подписала две менее сложные полосы, открыла третью, ужаснулась, позвонила фоторедактору и двум своим замам, застала всех троих в лифте по дороге в редакцию. Пока разбирались, почему у нас в номере два одинаковых заголовка и две почти одинаковые фотографии, я пропустила четыре звонка от издателя Юры.
«Что же он от меня хочет, настойчивый наш, – думала я, спортивной ходьбой направляясь к его кабинету. – О премиях, что ли, поговорить? Что их снова не будет?»
– Садись, Антонина, хочешь кофе?
Как только Юра произнес это ласковым тоном, я поняла, что дело плохо. Юра – робот в человеческом костюме и ботинках. Прямо скажем, не эмпат, но умеет изображать сочувствие, и этим фейк-сочувствием от него разит за три тысячи миль.
– Нет, спасибо, – это я о кофе. – Ты хотел поговорить?
– Хм-хм-хм… – это Юра зашелся в притворном горе. – У нас качественный продукт.
Честное слово, я думала, он снова о кофе. Но нет, он о моем журнале.
– …очень качественный продукт. Для имиджа издательского дома он полезен. Все эти интервью с умными людьми, грамотный русский язык, эксклюзивные фотографии, небанальный подход.
Я знала этот текст – Юра сам написал нам его для медиакита и настоял на том, чтобы мы его опубликовали.
– …но имидж – ничто, – это Юра пошутил. – Вы не собираете рекламу. Продаетесь нормально для своего сегмента, но в данный момент для издательского дома этого недостаточно. Да что я говорю, ты и сама это знаешь.
Юра улыбнулся мне отечески. Как будто я вернулась с дискотеки на полчаса позже, но папочка готов меня простить.
– Но в нас не вкладывали никаких средств
– У вас слишком дорогие фотографии и печать дорогая!
– Давайте подумаем, как снизить затраты на нее, вместо того чтобы менять логотип в третий раз за два года.
– Мы меняли его не от хорошей жизни, Антонина!
– Да, но из-за этого читатели перестали узнавать свой журнал!
– Да, все пять ваших читателей!
– У нас вполне приличный тираж для нашего сегмента, ты сам это сказал. И я сейчас о реальных цифрах, а не о тех, что мы пишем в выходных данных.
– «Звезды и правда» сделали миллион в первые несколько выпусков!
– Ты считаешь, «Звезды и правда» тоже имиджевый проект? Наш издательский дом всегда гордился тем, что не выпускает такие журналы.
– Но миллион, Антонина. Посмотри на их заголовки!
– На какие заголовки? «Николая Баскова преследует внебрачный енот»?
– Я не говорю, что вам нужны такие же!
– Вообще-то ты только что это сказал.
И тут я поняла, что все уже решено. Без меня. Я знала, что наш журнал вряд ли когда-либо достигнет уровня «Звезд и правды». А если достигнет, то не с этой командой, да и слава богу. Мы пробовали добавить ему гламурности и чуть не потеряли лояльную аудиторию. Мы экспериментировали с выносами на обложке, самой обложкой и логотипом, и мало продвинулись. Нашему милому интеллигентному Notebook, или просто Буку, который каким-то образом выживал на энтузиазме редакции и нескольких тысяч читателей, могло помочь только чудо. Или большая рекламная кампания. Чудо на тот момент было более вероятным, и оно не произошло.
– Когда нас закрывают? – Я подумала вдруг о Катерине Х. Юре удалось то, что тебе, Катя, не под силу. Вот теперь горе шевелилось во мне и болело изо всех сил.
– Этот номер последний. Подчиненным и рекламодателям пока говорить нельзя – снимут последние рекламные полосы, и тогда придется увольнять всех с минимальным выходным пособием.
– Угу, еще бы.
– …и тебе нужно съездить в Суздаль.
– Почему не в Иерусалим, например?
– В Суздале выездное мероприятие топ-менеджмента, ты забыла?
– Так я уже не топ-менеджмент.
– Об этом никто не должен знать, пока не будет официального объявления.
– А команда?
– Кого сможем, пристроим в издательском доме. Но сразу скажу, зарплаты сохранить вряд ли получится.
И я пошла обратно. Я шла через всю редакцию к своему столу так, будто меня гнали через строй. Все эти люди имели право в меня плюнуть или стукнуть палкой. Вместо этого они работали над номером, который уже не выйдет. Вскоре мне предстоит уволить всех, а пока я даже не имею права сказать им об этом – придется читать тексты, выбирать фотографии, утверждать полосы. Играть в топ-менеджмент.